Speranza
Well-Known Member
Вот... тоже в тему типажей, опасных и привлекательных) мой безвременно погибший персонаж
Спойлер [+]
Некий американский писатель прошлого века назвал Париж праздником. Может быть, Маурицио Росси просто не повезло, и он не жил в этом городе в юности, которая, в отличии от юности того писателя, не была ни праздничной, ни хоть сколько-нибудь увлекательной: сотня лет в судорожной попытке выжить за чужой счет. Какой уж там праздник.
Да и сейчас город мало чем радовал Росси. Он ассоциировался у него с Лилит и собственной кабальной службой. От того, что он по доброй воле пошел на услужение к перводемонице, злость его не уменьшалась, напротив - был повод позлиться еще и на себя прекрасного, устроившего себе такую сладкую жизнь. Как ни странно, эта злость не уменьшала желания демона выслужиться, и уж тем более он не думал о том, чтоб уйти. Его самолюбие не выдержало бы постыдного бегства, тем более оно не выдержало бы увольнения. Демон был пленником собственной злобы и гордости и мог утешаться только тем, что до других цепей ему мало дела.
Тем более что у него бывали и выходные. Если Лилит спускала вольный день на веревочке свердр в самый неожиданный момент, Росси, благодарно поймав его, отправлялся в кафе или к очередной любовнице, воображавшей, что она первая и единственная покорила сердце строптивого красавца. Там он выслушивал обычный поток упреков за то, что появляется так редко и без предупреждения, и заверений в вечной любви, смеялся про себя над глупостью женщин, спал с ними, поглощая пряную энергию их страсти и ревности, которую сам же умело подогревал, не дожидаясь, когда красотка бросится на него с ножом. Впрочем, некоторых он доводил и до этой точки: это было так забавно, кроме того, давало законное основание избить мерзавку до синяков.
Когда же Лилит, что случалось редко, назначала ему выходной за месяц или хотя бы за две недели, он шел в оперу. Если насчет Парижа у него были большие сомнения, то здесь он был совершенно уверен, что опера - это праздник. Трудно сказать, откуда взялось такое отношение к высокому искусству у старого беса, но оно даже не было связано с его нынешней оболочкой, которая была до вторжения Марцелла средненьким оперным солистом, пустым и тщеславным. И не за вокальные таланты выбрал его Росси, который никогда и не пользовался-то функцией "певческий голос", а исключительно за понравившеюся ему физиономию, наиболее приближенную к излюбленному типажу. Он не любил кардинально менять личины, потому что чувствовал себя потом кем-то другим.
А вот оперу он любил с самого первого дня ее появления, если можно считать днем ее рождения какой-то определенный день, ну хотя бы тот, когда поднялся занавес венецианского театра, и на сцене несчастный Орфей принялся оплакивать витиеватыми колоратурами гибель своей Эвиридики. Чуть позже пришел век кастратов, и демон окончательно покорился обаянию оперы. Он никогда не увлекался ей настолько, чтоб забыть что-нибудь другое. Во всех прочих интересовавших его областях он строил коварные планы и расчеты, использовал себе на пользу каждый свой шаг; в оперном театре он просто отдыхал, как и с женщинами, которые были для него чем-то вроде бокальчика хорошего вина в праздничный день для малопьющего человека.
Эти два удовольствия нетрудно было совмещать. Маурицио по дроге в Гран-опера остановился у цветочного магазина, чтоб купить чудовищный букет из алых роз, который должен был несомненно добить сердце прославленной певуньи. Ее Марцелл клеил уже второй месяц, и сегодня должен был быть решающий день. Ни одна женщина не могла слишком долго сопротивляться чарам Марцелла, тем более романтичная и порывистая певица. Он послал ее сегодня смску из двух слов - "я приду", и был уверен, что сегодняшний спектакль она будет петь для него одного.
Потом он будет ждать ее у артистического подъезда, сядет в ее автомобиль и укатит к ней домой, где пропоет ей первую фразу знаменитой арии Калафа и не поддастся ни на какие уговоры продолжить. Потом они займутся сексом, а потом... он бы убил ее, просто чтоб превратить сопливую сказку в ужастик, посмотреть, как расширяться от ужаса ее глаза, а из горла, издававшего ране прекрасные звуки, вырвется нечеловеческий вой. Но он еще подумает, ведь ему нельзя привлекать к себе внимание, а убийство примадонны не пройдет незамеченным. Значит, надо повесить на кого-то это преступление. Дел много.
Об этом всем он размышлял, когда погас свет в зрительном зале и стих шум оживленной толпы и шелест программок, поднялся тяжелый занавес и разряженные в феерические костюмы актеры начали свое действо. Демон не следил за сюжетом, который был на редкость дурацким, как и сюжет большинства опер. Он был држе даже, чем изначальная пьеса Гоцци, где присутствовала какая-никакая стройность и завершенность. Впрочем, в незавершенности можно было винить преждевременную смерть композитора. Жаль, что опере приделали нелепый счастливый конец. Куда как приятнее было бы, если б вслед за Лиу Турандот раскромсала на части Калафа - с какой бы стати ей склонить к нему свое ледяное сердце? Смерть идет этой опере, ее пряному и горько-сладкому дудр.
Турандот. Марцелл подумал вдруг о Лилит, и тихо засмеялся, представив себе демоницу в роли жестокой китайской принцессы. Жаль, что опера написана не демоном и не для демонов: тогда бы пытки заняли в ней целый акт, а все герои, кроме Турандот, распростились бы жизнью в конце. Люди редко радуют чем-то подобным, особенно в старых произведениях, которых еще не коснулось разложение двадцатого века. Все-таки демоньё не сидело сложа руки, а старательно взращивало в людях пессимизм и любовь к жестокости. Жаль только, что помпезная и трогательная красота старых опер исчезала от этого почти без следа.
Росси перегнулся через перила балкона, так увлекшись музыкой, не заметил, как программка вылетела из его пальцев и упорхнула в партер, на голову коротко стриженой девушки в белом платье. "Будет очень мило, если ты поднимешься в антракте ко мне на балкон и вернешь программу", - послал ей мысленное послание демон. Но так как не было никакой надежды что существо (а даже свердр Росси учуял, что в стройной оболочке девичьего тела скрывается ангел) услышит его мысль, а если и услышит, то послушается, демон, дождавшись антракта, сам отправился в партер забрать программку, а заодно познакомиться с ангелом. Давно он с ними близко не сталкивался, уже и забыл, каковы они на вкус.
Гадкая личность, вообще-то) и тоже пациент Дока, несомненно.
Спойлер [+]
Некий американский писатель прошлого века назвал Париж праздником. Может быть, Маурицио Росси просто не повезло, и он не жил в этом городе в юности, которая, в отличии от юности того писателя, не была ни праздничной, ни хоть сколько-нибудь увлекательной: сотня лет в судорожной попытке выжить за чужой счет. Какой уж там праздник.
Да и сейчас город мало чем радовал Росси. Он ассоциировался у него с Лилит и собственной кабальной службой. От того, что он по доброй воле пошел на услужение к перводемонице, злость его не уменьшалась, напротив - был повод позлиться еще и на себя прекрасного, устроившего себе такую сладкую жизнь. Как ни странно, эта злость не уменьшала желания демона выслужиться, и уж тем более он не думал о том, чтоб уйти. Его самолюбие не выдержало бы постыдного бегства, тем более оно не выдержало бы увольнения. Демон был пленником собственной злобы и гордости и мог утешаться только тем, что до других цепей ему мало дела.
Тем более что у него бывали и выходные. Если Лилит спускала вольный день на веревочке свердр в самый неожиданный момент, Росси, благодарно поймав его, отправлялся в кафе или к очередной любовнице, воображавшей, что она первая и единственная покорила сердце строптивого красавца. Там он выслушивал обычный поток упреков за то, что появляется так редко и без предупреждения, и заверений в вечной любви, смеялся про себя над глупостью женщин, спал с ними, поглощая пряную энергию их страсти и ревности, которую сам же умело подогревал, не дожидаясь, когда красотка бросится на него с ножом. Впрочем, некоторых он доводил и до этой точки: это было так забавно, кроме того, давало законное основание избить мерзавку до синяков.
Когда же Лилит, что случалось редко, назначала ему выходной за месяц или хотя бы за две недели, он шел в оперу. Если насчет Парижа у него были большие сомнения, то здесь он был совершенно уверен, что опера - это праздник. Трудно сказать, откуда взялось такое отношение к высокому искусству у старого беса, но оно даже не было связано с его нынешней оболочкой, которая была до вторжения Марцелла средненьким оперным солистом, пустым и тщеславным. И не за вокальные таланты выбрал его Росси, который никогда и не пользовался-то функцией "певческий голос", а исключительно за понравившеюся ему физиономию, наиболее приближенную к излюбленному типажу. Он не любил кардинально менять личины, потому что чувствовал себя потом кем-то другим.
А вот оперу он любил с самого первого дня ее появления, если можно считать днем ее рождения какой-то определенный день, ну хотя бы тот, когда поднялся занавес венецианского театра, и на сцене несчастный Орфей принялся оплакивать витиеватыми колоратурами гибель своей Эвиридики. Чуть позже пришел век кастратов, и демон окончательно покорился обаянию оперы. Он никогда не увлекался ей настолько, чтоб забыть что-нибудь другое. Во всех прочих интересовавших его областях он строил коварные планы и расчеты, использовал себе на пользу каждый свой шаг; в оперном театре он просто отдыхал, как и с женщинами, которые были для него чем-то вроде бокальчика хорошего вина в праздничный день для малопьющего человека.
Эти два удовольствия нетрудно было совмещать. Маурицио по дроге в Гран-опера остановился у цветочного магазина, чтоб купить чудовищный букет из алых роз, который должен был несомненно добить сердце прославленной певуньи. Ее Марцелл клеил уже второй месяц, и сегодня должен был быть решающий день. Ни одна женщина не могла слишком долго сопротивляться чарам Марцелла, тем более романтичная и порывистая певица. Он послал ее сегодня смску из двух слов - "я приду", и был уверен, что сегодняшний спектакль она будет петь для него одного.
Потом он будет ждать ее у артистического подъезда, сядет в ее автомобиль и укатит к ней домой, где пропоет ей первую фразу знаменитой арии Калафа и не поддастся ни на какие уговоры продолжить. Потом они займутся сексом, а потом... он бы убил ее, просто чтоб превратить сопливую сказку в ужастик, посмотреть, как расширяться от ужаса ее глаза, а из горла, издававшего ране прекрасные звуки, вырвется нечеловеческий вой. Но он еще подумает, ведь ему нельзя привлекать к себе внимание, а убийство примадонны не пройдет незамеченным. Значит, надо повесить на кого-то это преступление. Дел много.
Об этом всем он размышлял, когда погас свет в зрительном зале и стих шум оживленной толпы и шелест программок, поднялся тяжелый занавес и разряженные в феерические костюмы актеры начали свое действо. Демон не следил за сюжетом, который был на редкость дурацким, как и сюжет большинства опер. Он был држе даже, чем изначальная пьеса Гоцци, где присутствовала какая-никакая стройность и завершенность. Впрочем, в незавершенности можно было винить преждевременную смерть композитора. Жаль, что опере приделали нелепый счастливый конец. Куда как приятнее было бы, если б вслед за Лиу Турандот раскромсала на части Калафа - с какой бы стати ей склонить к нему свое ледяное сердце? Смерть идет этой опере, ее пряному и горько-сладкому дудр.
Турандот. Марцелл подумал вдруг о Лилит, и тихо засмеялся, представив себе демоницу в роли жестокой китайской принцессы. Жаль, что опера написана не демоном и не для демонов: тогда бы пытки заняли в ней целый акт, а все герои, кроме Турандот, распростились бы жизнью в конце. Люди редко радуют чем-то подобным, особенно в старых произведениях, которых еще не коснулось разложение двадцатого века. Все-таки демоньё не сидело сложа руки, а старательно взращивало в людях пессимизм и любовь к жестокости. Жаль только, что помпезная и трогательная красота старых опер исчезала от этого почти без следа.
Росси перегнулся через перила балкона, так увлекшись музыкой, не заметил, как программка вылетела из его пальцев и упорхнула в партер, на голову коротко стриженой девушки в белом платье. "Будет очень мило, если ты поднимешься в антракте ко мне на балкон и вернешь программу", - послал ей мысленное послание демон. Но так как не было никакой надежды что существо (а даже свердр Росси учуял, что в стройной оболочке девичьего тела скрывается ангел) услышит его мысль, а если и услышит, то послушается, демон, дождавшись антракта, сам отправился в партер забрать программку, а заодно познакомиться с ангелом. Давно он с ними близко не сталкивался, уже и забыл, каковы они на вкус.
Гадкая личность, вообще-то) и тоже пациент Дока, несомненно.
