Орленок, Орленок... печальное, в обшем. хорошее.
Африканский Орленок
Тупик любой трассы, особенно если вы в Африке, может быть тупиком во всех смыслах. Нет, если вы налегке и без тяжёлого транспорта, - вам открыты все горизонты, но, вот, если у вас груз в составе двух железнодорожных вагонов и ни одного локомотива, кроме электромотриссы, которая абсолютно бесполезна, ибо провода украли еще год назад, а подстанцию взорвали и вовсе за два года до этой кражи века, вам было бы, как и нам, весьма грустно.
В этот городок мы прибыли на двух трейлерах с «шестьдесятдвойками» без хода и без снарядов. Под конец один тягач наскочил половиной колес и движком на длинную пулеметную очередь, там мы истратили последние снаряды и после продолжили путь в позиции «битый не битого везет», то есть - один тягач тащил два трейлера.
Нехорошие люди, мешавшие нам мирно ехать, почему-то решили, что пятнадцать половозрелых европейцев в камуфляже и при двух зачехленных танках должны испугаться трех дюжин местных дебилов при трех «Бренах» и одной базуке «Карл Густав», но зато под командой белого колонизатора. У нас было несколько осколочно-фугасных стопятнадцатимиллиметровых снарядов, они и поставили точку в этом боестолкновении. Джип с базукой был разнесен на атомы первым, пулеметчики получили вощще от души, ну, и дальше по уставу. Колониальный Мальчиш-плохиш оказался самым умным, и после первого же орудийного выстрела очень удачно затаился в ямке, где и был обнаружен Акимом и Птицей. Данный индивидуум оказался бельгийцем, сержантом пехоты в отставке, нанятым вождем одного племени для обучения воинов современному бою, сержант проводил с обучаемым подразделением многокилометровый марш-бросок, но присутствовавший с ними сын вождя, завидя нашу колонну, своей властью велел её захватить. Мы почти уже отпустили эту невинную жертву негритюда, когда Тарасюк, досматривавший вещи пленного, обалдело воскликнул: «А це що таке?». В руках у старшины поблескивал здоровенный пучек фотопленок. Таракан сразу сделал стойку, направил на побледневшего бельгийца автомат и приказал Тарасюку тащить сюда подтверждения шпионской сущности нашего пленника. Тарасюк шел очень медленно, впившись взглядом в пленку, и, неохотно протягивая её Таракану, пробормотал: «Ох, яка блудлива дивчина...».
Пленки не были шпионскими, это было пять метров кинопленки от новейшего скандального омерзительно-буржуазного фильма Эммануэль, по словам бельгийца честно выменянные на три бутылки джина. Кстати, звали нашего пленного Пуаро (не Эркюль).
Путь наш закончился в городке Ринанго, тут мы всеми правдами и неправдами загрузили несчастные танки на платформы, платформы обшили деревом, придав им вид вагонов, и честно стали ждать паровозную оказию. Начальник станции поначалу пытался отказать Тарасюку в выделении досок, гвоздей и пролетариата, но ему показали Арканю, и железнодорожник, «обделавшись легким испугом», согласился на представление данной услуги и материалов за банки из-под краски из запасов нашего старшины, коей краской вагоны и покрасили (в качестве бонуса старшина прицепил к нашим вагонам салон-пульман вице-губернатора каким-то чудом оказавшийся в местном депо).
Приказ, который мы выполняли, был прост, как пионерский лозунг: доставить две единицы поврежденной техники в пункт «N», в случае угрозы захвата охраняемых объектов противником - объекты уничтожить. Угрозы пока не было, и мы пребывали в ожидании, во всю пользуясь подвернувшимся отдыхом. Жизнь в городишке, в принципе, кипела. Там были резервные склады Революционной гвардии, и старшина Тарасюк, выклянчив у командира его мощную «самоходную» бумагу с печатью Военно-Революционного Комитета, буквально на тех складах прописался. В результате в выделенном для нас напрочь разграбленном доме появились: мебель, холодильник, радиола и, естественно, генератор с запасом горючки.
Так же старшина добыл нужное количество взрывчатки, которым мы заминировали танки. Правда, была проблема с взрывателями, вернее - с их отсутствием. Но голова на плечах, руки, растущие откуда надо, немного соли, сахара, еще кое- чего, элементарный транзистор и полевой телефон, короче, все было на мази. Войск в городке было не то чтобы очень, охрана складов, подчинявшаяся непосредственно ВРК, комендантская рота, взвод охраны вокзала и какой-то таинственный отряд Народной милиции, который мы так и не смогли ни разу увидеть, но, по словам коменданта, являющийся серьезной боеспособной частью.
А еще тут были самые настоящие пионеры. Революционную пионерскую организацию создал младший Команданте Матумба, он учился в институте Патриса Лумумбы, хорошо говорил по-русски и считал своей целью сделать Африку копией Советского Союза, и начал с отдельно взятого городка. Его пионеры лихо маршировали в красных галстуках и пели советские пионерские песни на русском языке! Потом, правда, выяснилось, что он просто писал латиницей русские слова, а ребятишки, им же обученные португальскому языку, зубрили с листа, и с очаровательным акцентом распевали «Взвейтесь кострами», «Картошку», «Орленка» и т. д. Самую свежую песню Пахмутовой «И вновь продолжается бой» Матумба списал на слух с радио, и исполнял её со своим хором наиболее часто.
Барон, побывавший в свое время в Артеке, пожалел, что у местных пионеров есть только красные галстуки, а красных пилоток, как в Артеке, нет. И Тарасюк получил задание... В городке был старый кинотеатр времен, похоже, еще братьев Люмьер, и в кинотеатре сохранился занавес из настоящего старого китайского шелка, и что характерно, - красный. Сначала Тарасюк изыскал равное площади занавеса количество брезента, который вытравил и покрасил настоящим индиго, но параллельно к данной сделке по обмену Тарасюк присовокупил пять метров кинопленки от фильма Эммануэль. Конечно, это было не совсем политически правильно, но, как говорили классово чуждые иезуиты, - цель оправдывает средства. Заодно, Андрей в качестве бонуса подарил пионерской дружине полсотни синих комбинезонов непонятного образца, но очень маленьких размеров. Пионерам очень понравились пролетарские нашивки в виде скрещенных молотков.
Короче, через несколько дней пионеры щеголяли в красных пилотках, и в дружине появился запас красной материи. Камарадо Матумба на радостях устроил целый праздничный концерт, где все мы были почетными гостями. А тут и подоспела долгожданная радиограмма с информацией о том, что к нам едет паровоз, и ждать его не больше двух суток. Но на другой день подоспели и менее радостные новости...
Разбитые недавно в соседней области части сепаратистов выбрали маршрут для отхода на сопредельную территорию именно через наш городок. Их, в первую очередь, интересовали склады с продовольствием, медикаментами и патронами, и было тех сепаратистов тысячи две с лишним, по местным меркам - целая армия. А у нашей стороны - мелкие подразделения местных (не считая таинственной Народной милиции), ну, и мы, орлы, стоящие минимум батальона, но одних нас было маловато. Ближайший гарнизон компаньерос был километров за триста, и хотя им дали радиограмму, но надежда на помощь была исчезающе мала.
Железнодорожная станция, где стояли наши вагоны, была в аккурат между зеленкой и складами, мы обозначили себя как последнюю линию обороны, в наших порядках находился сапер из комендантской роты, который должен был в последний момент (ежели такой наступит), поднять склады на воздух.
Мы так же ждали своего момента, ибо, согласно приказу, могли взорвать технику только в случае прямой угрозы захвата оной. У нас было четыре ДШК и четыре МГ-42 (увы, без сменных стволов), хорошо хоть с морем патронов. Артиллерии у сепаратистов не было, и я приказал разместить пулеметы попарно, на водокачке, чердаке вокзала и на флангах. Рядом с ДШК на водокачке разместили свои КП камарадо комендант и Барон. Мы всё-таки надеялись дождаться своего локомотива, а для того, чтобы сепаратисты не захотели взорвать железку, местные железнодорожники, по нашей просьбе, раскочегарили два стоящих на вечном приколе паровоза, и издалека они выглядели вполне под парами и даже готовыми к отъезду.
Когда появился авангард противника, комендант дал красную ракету, по сигналу которой пара патрулей немного постреляла и сделала ноги, и в это же время с противоположного въезда в город было снято оцепление, и толпа беженцев с радостью и весьма быстро приступила к эвакуации. Противник радостно попер на объятый паникой город и получил кинжальный огонь по фронту и с флангов. Мы, согласно приказу своего командования, подчинялись местному коменданту, а он строго настрого приказал не открывать огня до тех пор, пока противник не покажется в прямой видимости наших позиций, да и то - только по приказу. А противник пер и пер, пользуясь численным превосходством, обходя хилые узелки обороны и все ближе подходя к вокзалу. Мы уже считали последние метры до условной линии открытия огня, как вдруг комендант, улыбнувшись нечеловеческим оскалом, прохрипел, что теперь пойдет в атаку Народная милиция, и горе тем, кто будет на её пути. Он поднял вверх трубку сигнальной ракеты СХТ, той самой, которую в войсках называли «три красных свистка», и не успели отсвистаться три красных ракеты, как на пути атакующих сепаратистов, словно из-под земли, материализовалась цепь из полусотни бойцов в странной синей униформе, вооруженных, судя по всему, ручными пулеметами. Растянувшись по фронту, они открыли ураганный огонь, противник дрогнул и заколебался, и тогда по всей линии милисианос прошла волна каких-то манипуляций, и на головах у них появились красные пилотки. Барон приник к биноклю и длинно и заковыристо выругался: в руках у милисианос были не пулеметы, а обычные Калаши, просто в руках у мальчишек они выглядели непропорционально большими. А подростки в красных пилотках пошли в атаку, они шли, ведя огонь сходу, и с их стороны неслась до слез знакомая песня:
«Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца, И степи с высот огляди. Навеки умолкли весёлые хлопцы, В живых я остался один».
Противник опомнился, перестал пятиться, и открыл ответный огонь, и теперь то там, то там падали на красную африканскую землю хрупкие фигурки в синем, и расцветали траурными гвоздиками алые пилотки, но мальчишки шли вперед.
Барон, плюнув на установки коменданта, приказал приготовиться к взрыву и открыть огонь из всех пулеметов. Мы стреляли на расплав стволов, лишь бы отвлечь вражеские стволы от милисианос. И тут с неба раздался знакомый до боли рубящий звук турбин ТВ3-117, - над полем боя мелькнули силуэты трех "Крокодилов", заныли НУРы, забубнили турельные пушки. Ситуация изменилась в момент: выживший противник попытался сделать ноги, но до зеленки добрались не многие, да и её «Крокодилы» хорошо прочесали огнем.
А милисианос прыгали, орали, палили в воздух. Что с них возьмешь, дети и на войне - дети. Только вот воюют и гибнут они как взрослые. Ребят осталось меньше половины. Сколько их по всему миру воевало и воюет, гибло и гибнет. Не знаю как сейчас, а тогда, в семидесятые, для этих мальчишек в Африке и Латинской Америке, слово Революция не было пустым звуком, и авторитетами у них были только Че и командир!
Наполеон сказал как-то, что лучшие солдаты получаются из мальчишек, выигравших свой первый бой. Он только забыл почему-то добавить - Выживших!
А паровоз прибыл через два часа после окончания боя. Танки мы доставили, и принимавший их гражданский чин из танкового НИИ приказал механисьонам снять с машин прицелы и блоки стабилизаторов наведения. Оказалось, были нужны не сами танки, а только эти секретные приборы, попавшие на экспортную технику случайно. Увидев наши лица, чин, обладающий видимо сверхъестественной интуицией, моментально испарился. Через год Аким таки набил ему морду, но это будет совсем другая история про Маугли и Бандерлогов.
Р.С. А я после этого случая не могу смотреть на детей в красных пилотках. Сердце что-то давить начинает
