Цитата:
Обычная проза? Или гей* проза?
Обычная - Оскар Уальд.
Ничем. геи* это мужчины и имеют мужскую "манеру" писания
<center><img src='http://cdn.meme.am/instances/55583077.jpg' alt='Прикрепленная картинка' class='lb_img' /></center>
Хотите сыграть в игру? ) Определите пол и/или ориентацию автора по отрывку.
1.
1
— Горячо, — сказала я о нагревшемся ноуте.
— Уже? — улыбнулся Гас. Он открыл сайт распродаж под названием «Бесплатно или за грош», и мы начали составлять объявление.
— Название? — спросил он.
— Качели ищут дом, — предложила я.
— Бесконечно одинокие качели ищут любящий дом, — уточнил он.
— Одинокие качели с легкими педофилическими наклонностями ищут детские попки, — решила пошутить я.
Он засмеялся:
— Вот поэтому…
— Что?
— Вот поэтому ты мне и нравишься. Ты хоть понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, способную образовать прилагательное от «педофила»? Ты так стараешься быть собой, что даже не догадываешься, насколько ты уникальна.
Я глубоко вдохнула через нос. В мире всегда не хватает воздуха, но в тот момент я ощутила это особенно остро.
Мы писали объявление, поправляя друг друга, и в конце концов остановились на таком варианте:
«Качели, не новые, но хорошо сохранившиеся, ищут новый дом. Дайте своему ребенку или детям воспоминания, чтобы однажды он, она или они выглянули на задний двор и остро ощутили сентиментальную ностальгию, как я сегодня. Бытие хрупко и мимолетно, о читатель, но с этими качелями ваш(и) ребенок (дети) познакомятся с взлетами и падениями человеческой жизни безопасно и ненавязчиво и усвоят важную вещь: как сильно ни отталкивайся и как высоко ни взлетай, а выше головы не прыгнешь!
В данный момент качели обитают неподалеку от Восемьдесят третьей и Спринг-Милл».
2.
2
— А вот и луна. Вовремя.
— Знаешь, что нам надо сделать? — сказал Гриффин.
— Что?
— Слышишь, от Грэмов доносится музыка?
— Да. Замечательная.
— Я думаю, надо снять обувь и пойти на лужайку танцевать по росе.
— С удовольствием. Я с удовольствием. Давай.
Рука об руку они спустились на траву, полюбовались на луну и звезды и принялись танцевать, щека к щеке.
— Мы самые счастливые люди на земле, — прошептала Джейн.
— Вполне с тобой согласен. Настало наше время.
— Да, это наше время.
— Что это такое? — спросил Гриффин. — Я о музыке. Никак не могу вспомнить.
— Энни Леннокс.
— Ах да… конечно… Энни Леннокс.
Песня называлась «Каждый раз, когда мы говорим „прощай“».
3.
3
— Еще одно морозоустойчивое существо, — сказал Брагич. — А тебя что за судьба принесла? И почему ты такая… демисезонная?
Чешуйкина была в короткой меховой курточке, из-под которой торчало форменное клетчатое платье, в лыжной вязаной шапочке, в легких сапожках. И колготки, похоже, не шерстяные, а тонкие. Ну прямо осенний наряд.
— Меня папа привез, — виновато объяснила Чешуйкина от порога. — Если в машине, зачем кутаться… Сказал, что после двенадцати заедет, и укатил. Я вошла, а в школе пусто. А дядя Игорь давай рычать: «Ходят тут, когда уроков нету, суета одна! Иди домой…» А как «иди»? Мы на Профсоюзной живем, на автобусе надо, а его не дождешься…
— Полная драма, — заметил Элька, любивший литературные выражения.
— Ну да, — согласилась Чешуйкина и поставила к оранжевым сапожкам такой же оранжевый рюкзачок. — Я стала папе звонить, но батарейка выдохлась. Я такая растяпа — всегда забываю зарядить… А у дяди Игоря я побоялась просить телефон… Пошла наверх, подумала, что, наверно, увижу хоть кого-нибудь и попрошу…
— Страшнее дяди зверя нет, — сообщил юный Ибрагимов.
— Эльф, не чеши языком, а дай девочке мобильник, — велел Брагич.
— Он дома…
— Разгильдяй!.. Чешуйкина, возьми мой.
— Спасибо, Андрей Ренатович.
Она застукала сапожками от порога к учительскому столу. Но Брагич, похлопав по карманам пиджака, с досадой сдернул очки.
— Одно к одному… Кажется, оставил в учительской…
Матвей выдернул из нагрудного кармана свой телефон.
— На, звони…
— Спасибо… Ой, в точности как мой… — Чешуйкина привычно понажимала кнопки, прижала плоскую «Нокию» к удр. — Ну вот… Папа говорил, что у них технологическое совещание. Они в такое время всегда выключают телефоны. Это часа на три…
— Невезуха… — подвел итог Эльф.
4.
4
Сидя на корточках перед разложенными на каменном полу деталями, Питер стремился сохранить остатки оптимизма. Он выкрасит скворечник в какой-нибудь невероятно прекрасный цвет. Может быть, даже наклеит на него картинки с изображением птиц. Но в ту конкретную минуту все эти треугольники и прямоугольники, предназначенные стать, соответственно, крышей, полом и стенками, выглядели настолько безнадежно, что он едва поборол в себе желание все бросить, вернуться в дом и залезть с головой под одеяло. Этот грязно-песочный цвет фибрового картона был, казалось, цветом самой безысходности.
Но, хочешь не хочешь, а надо было приступать к сборке. Питер приладил треугольник крыши к прямоугольнику стены, вставил шуруп в готовую дырочку и начал закручивать.
— Что ты делаешь? — донеслось у него из-за спины. Знакомый голос с легким отзвуком оксфордского акцента.
Не может быть, ведь дома никого не было.
— А ты почему здесь? — спросил Питер, не поднимая глаз.
— Миссис Флетчер заболела. Что ты делаешь?
— Это сюрприз.
Он оглянулся на Мэтью. От холода лицо Мэтью раскраснелось и пылало, как у ангелов на картинах. Он был в ярко-зеленом шарфе, повязанном узлом вокруг шеи.
— Это подарок маме? — спросил он.
— Не знаю еще.
Питер отвернулся и снова уставился на разложенные перед ним детали. Мэтью подошел поближе и, наклонившись, заглянул ему через плечо.
— Это маленький домик, — сказал он.
Это маленький домик. Три невинных слова, но когда Мэтью их произнес, причем с замечательной ритмической выверенностью, что-то произошло. Как будто какой-то смерч налетел на Питера и утянул его на дно черной безвоздушной воронки. Он в ловушке, на этих холодных камнях, занятый жалким никчемным делом; и нет ни единого шанса, никакой надежды у того, кому нравилось играть роль слуги, кто был лишен яркости и блеска, кто покорно исполнял все самые скучные поручения. Мэтью застукал его за сборкой маленького домика, и теперь он опозорен на всю жизнь и навсегда останется бездарным глупеньким мальчиком.
5.
5
Она держала конверт в вытянутой руке и любовалась им, сдвинув очки на нос.
– Правда ведь, для мужчины у него очень красивый почерк? – спросила она Гарриет. – Аккуратный. Да, именно такой, согласна? Ах, как же высоко папочка ценил мистера Самнера.
Гарриет промолчала. По словам Эди, судья считал мистера Самнера “вертопрахом”, что бы это ни значило. Последнее слово было за Тэтти, но она о мистере Самнере вообще не заговаривала, хотя всем видом показывала, что ничего хорошего о нем сказать не может.
– Тебе с мистером Самнером уж точно было бы о чем поговорить, – сказала Аделаида. Она вытащила из конверта открытку и вертела ее в руках. – Он такой космополит. Ты знала, что он жил в Египте?
Она разглядывала открытку – снимок старого Чарльстона, Гарриет разобрала на обороте несколько фраз, написанных в старомодной вычурной манере, что-то вроде “значит для меня нечто большее” и “моя дражайшая леди”.
– Ты ведь этим интересовалась, Гарриет, – Аделаида теперь, склонив голову набок, рассматривала открытку, – всякими старыми мумиями, кошками, всем таким?
– Вы с мистером Самнером поженитесь? – вырвалось у Гарриет. Аделаида рассеянно затеребила сережку.
– Это тебе бабушка велела разузнать?
“Она что, думает, я идиотка?”
– Нет, мэм.
– Надеюсь, – с холодной улыбкой ответила Аделаида, – надеюсь, что я не кажусь тебе такой уж старой…
Она проводила Гарриет до двери, и у той дрогнуло сердце, когда она увидела, как Аделаида поглядела на свое отражение в окне.