"«Без теории нам смерть!» ©. Очевидно, имеется виду правильная теория, но где ж её взять? А если теория «кривая»? Руководствуясь ложной теорией, сразу можно стать рекордсменом всех времён и народов, развалив могучую империю за какие-нибудь семьдесят лет.
Человек не может определить непогрешимость социальной теории – мала для этого жизнь его. Но человек может использовать популярную теорию для организации кружка единомышленников и даже партии.
Хорошо финансируемая партия, выбрав момент и не заморачиваясь теориями, ловит востребованные населением лозунги, например, «Мир народам!», «Земля крестьянам!» и, жонглируя ими, приходит к власти.
А вот взяв власть, надо делать то, чего нет в любимой партийцами теории, – там нет рекомендаций по построению нового общества. Мало того, даже анализировать нечего – в исторических архивах упомянуты далёкие от русских реалий утопии. Наработанный царской Россией опыт тоже не годится – народ сразу это почувствует и отвернётся от революционеров.
Остаётся метод проб и ошибок, который возбуждённым людям просто так не продашь – метод надо завернуть в красивую обёртку. Обёртка – это миф о самом гениальном гении иностранного происхождения – Карле Марксе (в своём отечестве пророка не может быть по определению). Народ в теории не углубляется, а если из отечественных грамотных людей кто с ней и ознакомится, да ещё и критиковать будет – того на пароход и вон из страны. Властный человек ясно же всем указал: «Теория Маркса всесильна, потому что она верна!» ©.
Пробы и ошибки нам известны из истории СССР, и нет смысла здесь о них говорить.
Отмечу лишь главную деталь: философия Маркса во главу угла ставит экономику, а та уж, будь спокоен, сама определит надстройку. Мысль эта настолько живуча, что и сейчас немало людей ломает на ней свою шею.
В начале же ХХ века большевики в философии марксизма не сомневались, да и технический прогресс вместе с научными открытиями убеждали их, что не надо ждать милостей от природы, надо брать у неё всё, что хочешь.
Поэтому если теория нравится, то ничего и доказывать не надо – надо просто вылепить под эту теорию нужного человека.
В октябре 1920 года на III Всесоюзном съезде комсомола В.И. Ленин изложил стратегию воспитания новых людей (не только молодёжи!). Он определил воспитателя: «Надо, чтобы пролетариат перевоспитал, переучил часть крестьян, перетянул тех, которые являются крестьянами трудящимися, чтобы уничтожить сопротивление тех крестьян, которые являются богачами и наживаются на счёт нужды остальных». Молодёжь же должна «учится коммунизму», где главное: «Чтобы отдельные лица не наживались за счёт остальных, для этого нужно, чтобы трудящиеся сплотились с пролетариатом». И ещё: «Новое коммунистическое воспитание, … в союзе с пролетариатом против … той психологии и тех привычек, которые говорят: я добиваюсь своей прибыли, а до остального мне нет никакого дела» ©.
И кто бы спорил? Все пять частей эссе «Циклы, деньги, страны» только и есть доказательство того, что давно известно: «Прибыль одних есть убыток других, и никак иначе. Это основная причина расслоения людей по праву доступа к благам и ресурсам».
Стратегию Ленин задал, тактику учёбы и перевоспитания решали другие люди: Бухарин, Луначарский, Макаренко, Шацкий и многие, многие другие (здесь так и хочется привести анекдот про филина, ежей и мышей, но не будем этого делать).
Что у этих людей получилось, показала история СССР.
Итак, с октября 1917 года в России начался новый, социалистический цикл. Законодательно большевики землю крестьянам не дали, но по факту, под «шумок» первое время её можно было явочным порядком брать и обрабатывать.
В крестьянской среде начинается спонтанное переформатирование. Об этом процессе Лев Троцкий писал следующее: «Мелкое товарное хозяйство неизбежно выделяет из себя эксплуататоров. По мере того, как деревня стала оправляться, дифференциация внутри крестьянской массы стала возрастать: развитие вступило на старую хорошо накатанную колею. Рост кулака далеко обогнал общий рост сельского хозяйства. Политика правительства под лозунгом: "лицом к деревне" и повернулась лицом к кулакам. Сельскохозяйственный налог ложился на бедняков несравненно тяжелее, чем на зажиточных, которые к тому же снимали сливки с государственного кредита. Избытки хлеба, имевшиеся главным образом у деревенской верхушки, шли на закабаление бедноты и на спекулятивную продажу мелкобуржуазным элементам города. Бухарин, тогдашний теоретик правящей фракции бросил по адресу крестьянства свой пресловутый лозунг: "обогащайтесь!". На языке теории это должно было означать постепенное врастание кулаков в социализм. На практике это означало обогащение меньшинства за счёт подавляющего большинства. <…> Уже весною 1926 г. почти 60% предназначенного для продажи хлеба оказалось в руках 6% крестьянских хозяйств!» ©.
Понятно, что окрепшие производители, эти новые предприниматели, начинают смотреть на революционеров (чиновников) вопросительно: «А это кто такие? Зачем они нужны? У нас и без этих бездельников будут свои органы управления».
Двоевластие само по себе недолговечно. Раскулачили, ликвидировали кулаков (по теперешнему фермеров) как класс. Образовали колхозы. Что дальше, хорошо идут дела?
Л.Д. Троцкий сообщает: «…двукратно обнаруживается, что жизненные методы распределения продуктов зависят больше от уровня техники и наличных материальных ресурсов, чем даже от форм собственности. Повышение производительности труда на основах товарного оборота означает, в то же время, рост неравенства. Подъём благосостояния командующих слоёв начинает далеко обгонять подъём жизненного уровня масс. Рядом с повышением государственного богатства идѐт процесс нового социального расслоения. По условиям повседневной жизни, советское общество уже сейчас делится на обеспеченное и привилегированное меньшинство и прозябающее в нужде большинство, причём на крайних полюсах неравенство принимает характер вопиющих контрастов. Лимузины для «активистов», хорошие духи для «наших женщин», маргарин для рабочих, магазины «люкс» для знати, вид деликатесов сквозь зеркальные витрины для плебса – такой социализм <…> грозит воскресить «всю старую дребедень» и по частям воскрешает её на каждом шагу. <…>
Обо всём этом история может рассказать многое; в сущности, она не рассказывает ничего другого.
<…> Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение её в новый имущий класс» ©.
Довести мысль до конца Троцкому не дали; предсказанную им общественную болезнь загнали внутрь; результат проявился на переломе XX÷XXI веков.
Теперь мои собственные впечатления о СССР, вернее, соответствующие теме эссе и чудом оставшиеся в памяти фрагменты той жизни. Это личные воспоминания, личный опыт.
Примерно сорок лет я жил в стране, выполнявшей завет Владимира Ильича: «Чтобы отдельные лица не наживались за счёт остальных» ©. Саму борьбу с такими лицами не помню, да она меня тогда не интересовала – другие были заботы; беспрерывный бравурный бубнёж радио пролетал мимо памяти, обязательные еженедельные политлекции шли туда же; несколько институтских общих тетрадей с конспектами трудов классиков марксизма – ленинизма и подготовка к экзаменам по научному коммунизму, истории КПСС и ещё чему-то там оставили в памяти единственную фразу: «Шаг вперёд, два шага назад».
Если раньше слушать и читать «общественные» концепции учёных мужей было скучно, то в 1990÷2010 годах вообще было не до теорий: надо было как-то выживать.
В 2011 году случай привёл меня в НИИЭС РусГидро, где я вдруг понадобился (в смутные постсоветские годы я 15 лет проработал инженером-наладчиком теплотехнического оборудования) и получил должность ведущего инженера. Советский дух учреждения, само дело и требования к отчётности мне были хорошо знакомы, беспрерывные командировки на ГЭС были не в тягость, и я нашёл время для шапочного знакомства с достижениями современных общественных и экономических наук.
Знакомство с «достижениями» показало до боли знакомые ещё со времён социализма подходы – кругом царствует одна «стратегия» типа: «Социальная регуляция перед и в момент переформатирования общества «иррациональна». Научный вывод: «Социальная регуляция должна быть «рациональной», для чего надо повышать уровень жизни, приобщать [людские массы] к знаниям и новейшим информационным технологиям …» ©.
Научная значимость таких исследований определяется индексом Хирша; ценность для общества близка к нулю, ценность для изготовившего продукт учёного определяется местом его работы и должностью.
Значит, всё опять катится по той же столбовой дороге, потому что поставленная Лениным стратегическая задача «Чтобы отдельные лица не наживались за счёт остальных» даже теоретически не решена.
Разогнавший в 1918 году Учредительное собрание матрос Железняк поступил бы просто – изъял бы деньги у богатых и раздал бедным. Это погасило бы у последних стремление к активной работе и до невозможности разозлило бы первых; экономика бы встала, потому что для её работы нужно напряжение, то есть разность потенциалов, которую и обеспечивает неравенство людей. Просто надо знать меру этого расслоения и не переступать черту. Вопрос за малым: «Как это сделать и где она, эта мера?»
На практики же, действительно, особо богатые в СССР на глазах не росли и вокруг собой не отсвечивали.
Я родился в Марийской АССР ещё при Сталине; мы обитали в коммунальной квартире почти в центре города. А пятистенок бабушки и деда стоял на окраине, рядом протекала река Кокшага, сразу за забором – заливные луга; во дворе хлев для коровы, свиней, птицы; в огороде клубника, горох, помидоры и, наверное, много ещё чего; дома русская печь, самовар. Так что мы не голодали.
Во дворе нашего многоквартирного дома было много детей, моих приятелей, и среди них голодных тоже не было. О нехватке еды я вообще никогда не слышал. В магазины по малости лет я не ходил и ничего не помню, но прямо на улице продавались эскимо за 11 копеек, вкуснейший пломбир и в пачках, и в стаканчиках со сладкой розочкой сверху, разливной квас и газировка с сиропом. Удивительно, но на столах моих знакомых не то что по праздникам, а иной раз и в будни можно было заметить крабовые консервы, красную и чёрную икру, печень трески, конфеты … Не всё сразу и не каждый день, конечно, но всё же.
В лесу за Кокшагой стояли цыганские кибитки – табор. Отдыхающие на опушке или на пляже люди часто давали снующим вокруг цыганским детям хлеб, обильно намазанный мёдом – значит, и хлеба, и мёда было много, и были они недороги.
Ближе к концу 50-х годов скотина с подворья деда исчезла то ли из-за налогов Хрущёва, то ли пожилым людям стало тяжело тащить такой груз, но о недостатке еды разговоров и тогда не было; огород ещё кормил, но хлев превратился в сарай с барахлом.
Из 60-х годов прошлого века помню Подмосковье. Родители и мы с братом жили в одной комнате пятидесятиметровой квартиры, во второй комнате жила другая семья. Везде шла стройка, не так далеко от нас вообще возводился новый город – Зеленоград. Спасибо Хрущёву за заботу о людях; при нём мы получили отдельную 2х-комнатную квартиру.
Тогда же, как помню, появился «хрущёвский» кукурузный жёлтый хлеб – вкусный, пока свежий и горячий, а остывший – тяжёлый и жёсткий. Где-то в середине 60-х годов, при Брежневе, рядом с нами открылась городская столовая с бесплатным хлебом на столах. Продолжалось это недолго, потому что туда стали приходить задумчивые личности, чтобы спокойно закусить бутербродом с горчицей и сэкономить на этом 23 копейки (цена сырка «Дружба»).
В молочных магазинах Подмосковья в 60-е годы ХХ века глаза рябило от обилия цветных крышечек на молочных бутылках: молоко разной жирности, кефиры, простокваша, сметана, варенец… Полулитровые и литровые бутылки можно было в этом же отделе сдать и чуть ли не в полцены взять выбранные продукты или получить деньги. Продавалось сливочное масло, творожные сырки, творог, различные сыры: "Российский", "Голландский", "Пошехонский". В отделе рядом мясо, в другом колбасы: "Докторская", "Любительская", "Чайная", "Ливерная"– были всегда. Чуть дальше чай, конфеты, печенье. Кто-то может возразить: «Такого не было!». Но я помню – такое было!
Но постепенно, к 1975-му существовавшее разнообразие стало исчезать.
В то время я работал во ВНИИСтройдормаше и участвовал в испытаниях экскаваторов при разработке ими грунтов Средней Азии. Тянь-Шаньский карьер с нашим «измерительным» домиком и экскаватором находился на окраине города Фрунзе (ныне Бишкек) и мы «отоваривались» в киргизских магазинах. Надо сказать, что там я не замечал никакого дефицита и ассортимент был много богаче российского; в столовых же можно было наесться одним блюдом, например, лагманом или мантами. Несмотря на жару, и в пиве не было недостатка – оно было очень неплохое, продавалось прямо из прицепных бочек, так же, как и квас. Никаких разговоров о религии я тогда не слышал, водки и «портвейнов» там было завались. Очень богат был местный базар.
К концу 70-х годов и в начале годов 80-х, когда я работал в лесной промышленности (ЦНИИМЭ), приходилось много ездить по Сибири и вообще всюду, где в СССР рос лес. В посёлках магазины были совсем бедные, но нам они и не особо были нужны; у лесорубов были свои столовые, на лесосеке поварихами работали тщательно отобранные коллективом хозяйки, и надо было перед поездкой в тайгу просто сообщить о себе: хороший обед и перекус был обеспечен.
В городах же, например, в Абакане, в 1976-77 годах я покупал и сливочное масло, и колбасу, какао или кофе со сгущённым молоком – было чем позавтракать. Ещё год, и вместо масла можно было достать лишь маргарин, потом – почти ничего. Помню, бегал по магазинам – хотел на ужин что-то купить; запомнилась картина: магазин, пустые полки, только продавщица стоит в одиночестве, а рядом полный мешок с развесным чаем – больше ничего. Пришлось идти в ресторан.
Потом дело было смягчено введением талонов на продукты. Командированным эти талоны выдавали на предприятии. Трудности здесь были в «отоваривании» талонов, да и в пятницу, когда на твоём предприятии отдыхают, приезжать не надо.
Прилетели мы в пятницу; в Кольцово обедать не стали – сразу поехали в Свердловск (ныне Екатеринбург). Пошли, как и раньше, сахарку к чаю купить – не дают. «Всё, кончилась лафа, – говорят: Теперь только по талонам. Пейте чай без заварки и без сахара». Справедливости ради добавлю, что заварка там продавалась свободно, без талонов.
Потом я вышел из положения, посылая себе перед командировкой в нужный пункт посылку «до востребования». В посылку клал чай, сахар, растительное масло, крупы... Иногда клал туда небольшую электроплитку, чтобы при случае что-то приготовить. Обратно часто посылал себе домой отборную бруснику, клюкву, кедровые орешки, другие дефицитные для Москвы продукты.
К концу жизни Союза даже по талонам было трудно что-то достать и стало заметно, как талоны превращаются в те же деньги. Смешно читать талмуды, где деньги именуются товаром (председатель профкома за один вечер мог своей печатью изготовить этого «товара» на много тысяч рублей) да ещё и участвуют в мифическом «эквивалентном» обмене.
Не надо было заранее утруждать себя приобретением талонов или сумкой с продуктами при командировках в Прибалтику. В Риге, в Талине, в Юрмале всё, что надо, было (по нашим тогдашним представлениям), на полках в магазинах. Работали небольшие ресторанчики, в том числе пивные. На берегу Балтийского моря можно было посидеть в баре типа «Каролинка» и в промозглый осенний вечер согреться горячим красным вином.
Таким образом, никакого голода или сильного недоедания в СССР не было. Было чёткое ощущение беспрерывного ухудшения жизни при телерадио вранье о беспрерывном улучшении жизни в СССР и безграничной любви к нему и к нам, его жителям, всего прогрессивного человечества.
Проверить истинность этой любови мы не могли, так как не только за границу, но и даже близко к ней простых людей не подпускали (конечно, кто-то из номенклатуры ездил за границу в командировки или на долгосрочную работу).
Грустные барды пели о бригантине, которая где-то в дальнем синем море поднимает паруса, а фраза «Увидеть Париж и умереть» © была не такой уж и глупой.
У советских пропагандистов не хватало ума изменить риторику: они каждый день через каждые полчаса по радио и с экранов говорили и в газетах писали, что мы живём в прекрасном «социалистическом лагере», а там ужасный «загнивающий западный мир». Пусть «загнивающий», но всё же мир, а не лагерь.
Это лишь часть чудес советской жизни, и к 80-м годам народ стал называть такую жизнь «советский цирк».
Нет ничего удивительного, что в 1991 году никто не вышел на защиту нашего общего лагеря. Это тем более естественно, что цензура не пропускала «чернуху» и в кинотеатрах шли красивые фильмы с прекрасным дублированием про жизнь «за бугром», где всё дворцы да шикарные машины. По телевизору нам показывали умного и интеллигентного Шерлока Холмса; в другом фильме хитроватый Караченцов обманывал за карточной игрой честнейших английских джентльменов, веривших ему на слово; и всё в том же духе, и так далее.
Взаперти воспитанный заботливыми коммунистическими няньками советский народ (в паспортах даже отменили обозначение национальности) считал, что если открыть границы, то всё хорошее от СССР останется, а ещё и заграница нам поможет – вот наивность советского человека.
Чудеса творились и на производстве.
Я всегда работал в технической среде. Мы занимались техническими вопросами, но это не значит, что экономика была для наших сотрудников совсем чужой. Каждый свой шаг мы вынуждены были огранять экономическим расчётом.
Внедряли ли мы что-то новое, модернизировали старое или писали планы на будущее – надо было лепить к документу письменное доказательство получаемого экономического эффекта. Доказательство это заключалось в наших расчётах и визах на них сотрудников специализированного отдела; затем синяя печать на подписи замдиректора, курировавшего данное направление.
На это «доказательство», а другими словами, на «УТВЕРЖДЕНИЕ» странных документов уходила масса времени и многие силы научных сотрудников. Мы без конца согласовывали формулировки и цифры, проводили планёрки, совещания; работали как придаток технических департаментов министерств.
Технические вопросы решали, в основном, инженеры-конструкторы и заводчане, причём последние изо всех сил старались не менять конструкцию уже стоящих на потоке изделий и, по возможности, на стадии проектирования максимально утяжелить новую машину, чтобы потом, снижая массу, выполнять обязательный ежегодный план по экономии металла. И это была не единственная гримаса 100% плановой экономики. Повторю: "Во всём меру надо знать. Зачем 100%? Может надо 50% или 75%".
Помню, как в 1973 или 74-ом году меня включили от ВНИИСтройдормаша в комиссию по экономии металла на Ковровском экскаваторном заводе. Мы сидели у главного инженера завода и всей комиссией ломали головы, как снизить металлоёмкость Э-652. Эта прекрасная машина выпускалась уже лет двадцать, и там совершенно нечего было экономить, но вынь и положь. Не помню всех ухищрений, что мы там изобрели, но одно из них: уменьшить толщину метала, где только можно: капоты, ограждения, мостки, ...
Все понимали, что машина начнёт ломаться, но, во-первых, в местах эксплуатации экскаваторов всегда найдут сварщиков и металл, а машина проста и ремонтопригодна, так что починят как-нибудь. Во-вторых, пойдут рекламации, и Госорганы вынуждены будут увеличить нормы расхода металла на машину – чай, не в первый раз. Вот такие качели!
Что касается советской науки, то всё деградируя и деградируя, она легла набок примерно в 1973÷1974 годах с введением ЕСКД (в частности ГОСТ 2.118-73). Почему я так считаю? Для этого нужен специальный разговор, а в данном эссе для него нет места.
Все чувствовали в те времена, что скользим вниз, летим не туда, что надо что-то делать, но что делать – никто не знал. Старшее поколение продолжало привычно трудиться и приговаривать: «Да, нам тяжело, но пусть дети наши в достатке поживут».
Было ли что хорошее? Конечно. Кто хотел – учился, кто хотел – работал. Хочешь спортом заниматься – пожалуйста. Хочешь авиамоделирование освоить? Шахматами заниматься? Ещё чем-нибудь заняться? Пожалуйста! Всё бесплатно в кружках при школах, в Домах пионеров, в вузах, техникумах и ПТУ – на разных уровнях. И это было так естественно, что даже не замечалось, это было в порядке вещей.
А вот недостатки, искажения, перегибы, несуразица давили на психику"
...не моё🙂
Парафильное не- сексуальное в закостенелости старой, не гибкой теории и идеологов/ пропагандистов.
Форумное, ибо несоответствие закостенелого взгляда прошлого поколения и Реала для детей...давит на психику 🙂
Со схожими последствиями 🙂
