«Ээй, ээй, друзья мои,
Сыны прожорливой змеи,
Скорее дайте мне ответ —
Кобылу съели или нет?»
Два змея, как песок желты,
Шипят один другому: «Ты!»
«Нет, ты проспал и проглядел!»
Каан от злости почернел,
В глазах его померкнул свет,
Кричит каан кобыле вслед:
«Съешь сыновей своих сердца,
Съешь мясо своего отца —
Прославленного жеребца!
Не отступлюсь я до конца!
Не поверну коня назад!
Есть на Алтае семь преград,
Семь страшных порождений зла,
Ты только два из них прошла.
Я загоню тебя туда,
Где ты погибнешь без следа.
У скал, у черных валунов
Есть семь зловещих кабанов.
Съедят тебя, а не съедят —
Я поверну копя назад,
Не погонюсь я за тобой,
И пусть плюет в меня любой!»
Летя как быстрая стрела,
Кобыла встала на бегу,
Сереброшерстая легла
И повалялась на лугу.
Вскочила — закипел туман,
Поникла в темноте тайга,
И пали на покой полян
До брюха лошади снега.
Встряхнулась — и мороз суров
Тяжелой поступью пошел,
Он восемь черных валунов
До основанья расколол.
Кобыла фыркнула — рванул
Жестокий ветер, дикий рев,
И по земле понесся гул
От расколовшихся стволов.
Сбежались в кучу кабаны,
Легли тесней — спина к спине,
Пригрелись, спят и видят сны,
И сладко хрюкают во сне.
Вмиг кобылица, как стрела,
Преграду новую прошла.
И солнце в шапке золотой
С улыбкой глянуло на мир,
Простор, лучами залитой,
Зазеленел в единый миг.
Кровавоглазый тут как тут.
С руки змеей свисает кнут.
Молчит Кара-Кула, притих,
Устал каан, и конь устал,
Он половину сил своих
В бессонном беге растерял.
От гнева сам не свой каан,
Сказал: «Ээй, вожак-кабан,
Скажи, скорее дай ответ —
Жива кобыла или нет?»
Семь виноватых кабанов
Дерутся, вымещая страх,
Клыками раздирая в кровь
Друг другу шкуры на боках.
Их не ругал, лишь поворчал
Каан, вполголоса бранясь,
Но дальше — больше, закричал,
От неудачи распалясь:
«Есть на Алтае семь преград!
Беги, проклятая, назад!
Вот смерть твоя: у гор крутых
Паршивых два верблюда есть,
Живая не минуешь их —
Они любого могут съесть.
Ты свой побег закончишь там.
Мои паршивые друзья
Тебя размажут по камням!
А если нет, то я — не я!»
Кобыла в желтой, как луна,
В степи блестящей, как слюда,
Упала серая, она
Тут повалялась, как всегда.
И красный закипел туман,
И крепкий затрещал мороз,
Холмов поверхность и полян
Опять растрескалась насквозь.
От холода парша зверей
Так зачесалась, что скорей
Верблюды к дереву бегут,
Свои бока и шеи трут.
Чесались долго, все забыв...
Кобыла легкая, как свет,
Прошла, рубеж перескочив,
И — на земле мороза нет.
Алтай сиянием согрет
Златого солнца и луны.
И вновь от южной стороны
Раздался громкий крик и рев,
От гнева дикого багров,
Кара-Кула на скакуне
Кричит: «Друзья, скажите мне,
Кобылу быструю, как свет,
Вы растоптали или нет?»
Услышав это, у ствола
Разинули верблюды рты.
Их речь бессвязною была:
«Ты прочесался!» «Ты!» «Нет, ты!»
«Молчать, безмозглые скоты,
Мешки парши и слепоты!» —
Кричит Кара-Кула каан,
Кровавоглазый великан.—
Вернись, проклятая, назад!
Есть на Алтае семь преград!
Ты половину их прошла,
Но не пройдешь исчадий зла —
Двух мерзкопахнущих самцов —
Моих медведей-удальцов.
От тех медведей из гостей
Не возвращаются назад.
В мешок обглоданных костей
Тебя, кобыла, превратят.
А если снова не убьют,
Пускай мне все в глаза плюют!»
Пока кричал Кара-Кула,
Кобыла серая паслась,
Затем на пышный луг легла
И покаталась, повалясь.
Вскочила — затрещал мороз,
Затопал, застучал ногой —
Потрескались стволы берез,
Гул прокатился над тайгой.
Встряхнулась — снег глубокий лег,
Метельная взметнулась мгла,
Медведей в темноту берлог
Зима лихая загнала.
Пока самцы-медведи спят,
Копыта звонкие стучат —
Кобыла быстрый правит бег.
И вновь растаял лед и снег,
Пришла весенняя пора.
Вот так в страну Маадай-Кара,
Вернулась в отчие края —
Четырехуха и быстра —
Кобыла серая моя.
А злой Кара-Кула каан
Усталый — в голове туман —
Медведей спрашивает он,
А тех еще ломает сон:
«О, славные мои друзья,
Стена последняя моя,
Скорее дайте мне ответ —
Прошла кобыла или нет?»
Медведи спорят: «Ты проспал!»
«Нет, ты проспал и проглядел!»
Их поносить каан не стал,
В седле устало он сидел.
Конь богатырский отощал.
Кровавоглазый похудел.
Конь в грязной пене и пыли,
А у каана самого
Торчат—сквозь шапку проросли,—
Как щепки, волосы его.
Сквозит коня худой костяк,
Хоть ведра вешай на боках.
Глаза от бега впали так —
В глазнице каждой десять птах
Свободно гнезда вить могли.
Шесть раз объехав вкруг земли,
Каан и конь изнемогли.
В последний раз Кара-Кула
Клянется: «Большинство смогла
Смертельных проскочить преград,
Вернись, проклятая, назад!
Последний мой рубеж таков:
Твоё, может, и забивалось, но оно не делось никуда, просто обросло коркой агрессии и страха проявить эту агрессию. Мне кажется, что Кристина была права, когда сказала, что у тебя переразгибания не случилось. Ты боишься переразгибаться, вот и пишешь про "вы что, хотите сказать, что эта агрессия и злоба - тоже я?!" Ну тоже ты, да. Чем больше их будешь принимать, "переразгибаться", тем меньше их будет. Мне так думается.
