Отчаяние
В алхимии состояние апатии после coniunctio называют nigredo. Оно является очень характерным для пограничных состояний сознания. Nigredo - болезненный процесс, переживаемый как депрессия, потеря, пустота или печаль. Юнг интерпретирует эту стадию как следствие инцеста (Jung, 1946, par. 468). Но я обнаружил, что ядерная тема отчаяния также лежит в сфере nigredo. Отчаяние ассоциируется здесь с потерей или ощущаемым отсутствием coniunctio. Отчаяние происходит из потребности пациента овладеть опытом союза, так же как и из воспоминаний о предыдущих утраченных союзах. Последние могут начинаться с травмы потери при рождении, во взрослой жизни возвращающейся как потеря Бога. Они могут выражаться и в старинной идее о том, что ребенок - это «божье дитя». Эта изначальная травма рождения является следствием первого союза и его распада, и продолжают прорабатываться в течение таких фаз развития, как «депрессивная позиция», описанная М. Кляйн (см.: Segal, 1980, р. 76-90), подфаза сепарации-воссоединения в ходе индивидуации по М. Малер (Mahler, 1980), эдипова стадия. Но ключевой травмой для пограничного пациента может стать то, что ощущается как потеря Бога - «смерть Бога» в нашу эподр нигилизма. Терапевт обнаруживает ее проявления у пациента
в форме гнева на Бога, или чаще - подавляющего отчаяния из-за потери Бога. Этот гнев - аффект, который не вписывается в рамки реакций на личную потерю; обычно он сохраняется втайне, поскольку пациент опасается, что его будут считать безумным из-за того, что он испытывает такие чувства.
Возможно, нет эмоции, более трудной для терапевта, лечащего пограничных пациентов, чем от чаяние. Все же отчаяние - визитная карточка души. Пограничный пациент зачастую будет тщательно сканировать каждый момент, в том числе до начала терапевтического сеанса, на предмет оптимистичности убеждений терапевта. Потребность терапевта заполнять терапевтический процесс позитивными мыслями, обычно интерпретациями, амплификациями или советами, сигнализируют пациенту, что терапевт не способен иметь дело с отчаянием.
Кроме того, эмоции, такие как страх и тревога, которые может испытывать терапевт, столкнувшись
с отчаянием пограничного пациента, запросто могут оказаться лишь его собственными субъективными реакциями контрпереноса. Они оказывают ся плохим индикатором процессов, происходящих
в психике пациента: когда терапевт чувствует себя тревожным и даже пребывающим в панике, это час то оказывается по большей части его собственной реакцией, а не синтонным контрпереносом, который может быть использован, чтобы сделать вы воды об отщепленных аффектах пациента. В этих случаях у пациента зачастую паники не возникает. Пограничная личность слишком хорошо знакома с отчаянием. Нагруженные тревогой реакции терапевта только усиливают отчаяние пациента, так же как и сильные проявления защитных реакций.
Пограничный пациент - обычно эксперт по от чаянию и по уходу от отчаяния через мириады расщепляющих защит. Зная глубины отчаяния намного лучше, чем большинство терапевтов, пациент отчаивается также из-за необходимости быть учителем терапевта. Пациент находится в позиции гида терапевта, но у него самого никогда не было гида в этой сфере. Такая установка - благодатная почва для зависти пациента, которая может разрушить ход терапии.
Часто кажется, что отчаяние граничит с бес цельностью, пустотой, хаосом, но такое восприятие оказывается обманчивым. У отчаяния также есть спутник, скрывающийся в невидимых сферах. Первичный «внутренний» объект для пограничного пациента в состоянии отчаяния - это вампироподобное поле энергии. Следовательно, созданные объектные отношения очень странны. Это - опасный аспект процесса coniunctio. Часто он ощущается так, будто сатанинская сила высвобождается, чтобы хитро умно убедить пациента, что нет никакой надежды, что вера все-таки неоправданна, и что лучше всего сдаться и смиренно согласиться с тем, что есть - с фальшью, - или умереть. Оба выбора, кажется, играют на руку этой подспудно влияющей силе.
«Coniunctio - совместная работа»,- негодует пациент, отваживаясь ранить мой нарциссизм. «Я не верю в это», - говорит другой. Такие замечания очень типичны после опыта coniunctio. Ведь теперь над пациентом нависли самые большие опасности: отвержение терапевтом становится наибольшей угрозой - отчаяние усиливается до такой степени, что может стать суицидальным. Мы также часто переживаем эти уровни в работе с пограничным пациентом, еще до возникновения союза - настолько сильный страх окружает память о coniunctio. Пациент избегает coniunctio, поскольку не хочет испытать глубокое отчаяние, проистекающее из травмирующего опыта ранних потерь. Лучше не пытаться, не рисковать ценой такой огромной боли - вот внутренний девиз, доминирующий в жизни пограничного человека.
Вероятно, никакой жизненный образ не отразит это демоническое внутреннее состояние отчаяния лучше, чем образ «вампира», т. е. негативная форма архетипа духа. Согласно некоторым легендам вам пиры не видят своего отражения в зеркале. Вампир репрезентирует психическую силу, которая вообще лишена идентичности. Это, в некотором смысле, совершенная теневая сторона Нарцисса; психика без зеркала. Архетип духа в его позитивном аспекте - внутренний образ, который призывает человека следовать за его индивидуальным зовом; реализовать его уникальный дар или талант.
Образ вампира, которого убивают лучи солнца, т. е. сознания, является мощной метафорой того, что сознание может быть разрушительным для пациента, который слит с этой темной силой. Мы фактически намерены разрушить эту властную тайную силу при помощи наших теорий, идей и интуиции. Но так как внутренне пациент слит с этой силой, это может его дезориентировать и озадачить. Кроме того, попытки терапевта знать отрицают отчаяние и, следовательно, оставляют пациента во власти его динамики. В результате пациент еще более идентифицируется с отчаянием как с единственной исти ной. Смиренная ложная самость - это все, что удается спасти при попытке разрушить посредством сознания властную подспудную силу.
При отчаянии знание часто деструктивно: если мы настаиваем, что отчаянию пациента придет конец, или что оно лишь отчасти истинно, для пациента исчезает всякая возможность контакта с ним.
Ведь суть отчаяния - в том, что ничто не поможет. Все попытки объяснения и понимания ощущают ся пациентом как мошенничество, и любые аспекты интерпретации склонны вести его к состоянию слияния с вампироподобной силой, к жизни в шизоидной депрессии, пока скрытой от реальной жизни ложной самостью.
Главная причина смущения терапевта перед лицом отчаяния - то, что вход в эту область угрожает потерей собственной идентичности. В этом случае зеркала не работают. (Нужно все же помнить, что при отчаянии не возникает также и искажений отражения, и возможно, это одна из его главных позитивных функций.) Следовательно, в этом случае часто происходит бурная схватка за выигрышную позицию. И все-таки сущность отчаяния состоит в том, что не существует идей или мыслей, которые могут освободить от его хватки. Мы можем тем или иным способом отыгрывать вовне, и временно уходить от отчаяния, но мысли, интерпретации и действия по-настоящему не помогают. Отчаяние - хаотическая пустота, которая разрушает идеи, и когда мы приближаемся к нему, наша способность мыслить стремительно снижается. Пациент иногда говорит, что терапевт должен задавать правильные вопросы правильным способом. И пациент прав. По тому что если пограничная личность действительно пребывает в состоянии отчаяния, то она не может вести нас (например, через ассоциации), не задействуя компетентную ложную самость. Если бы пациент поступил таким образом, попытка исцеления потерпела бы крах.
Нет шансов сохранить стабильный союз, если отчаяние оставлено в стороне. Плодотворный союз, который освобождает и возрождает душу, невозможен, пока отчаяние не изведано во всей его глубине. Иначе человек попадет в ловушку состояния слияния (заключающего в себе вампирическую силу и истинную самость человека), которое иссушает союз. Поскольку отчаяние - это обитель nigredo, оно будет разрушать любой союз и толкать человека в объятия его бессознательной невесты или жениха, его компаньона-вампира.
