Мы это сделали, – сказала Ива. – Из–за нас все началось, мы все и закончили. С минимальными потерями.– Странно. Я ведь совсем не знаю тебя вот такой…– Какой? – спросила Ива неожиданно жестко.– Мне кажется, что я всю жизнь был знаком с Ивой Кендалл. Но вот капитан–лейтенанта Кендалл я не знаю вообще.– А придется, – заметила Ива сухо. Она сидела за своим пультом, напряженная и подобравшаяся, держа руки на контактной доске. Пальцы слегка подрагивали.– Расслабься, милая, – попросил Эндрю. – Мы уже всех убили. Расслабься.– Не говори «мы»… техник.– Вот как… – пробормотал Эндрю, слегка отстраняясь.– Ты сам этого хотел. Очень хотел остаться чистеньким. Все уши мне прожужжал о том, как тебе надоело воевать. Ты только об этом и говоришь все время, сколько мы вместе.– Но ведь это правда, милая.– Знаю. Вот и не надо больше этого «мы». Ты следил за двигателями, ты держал связь – замечательно. Ты никого не убивал. Доволен?– Да что с тобой?!– Ты же меня презираешь сейчас! – выпалила Ива. – Ты говоришь, что меня любишь… Не знаю, наверное. Но ты прав, ты полюбил совсем другую женщину. Спокойную, уютную, домашнюю такую бабу, не ту, которая водит корабли. И ты не хочешь принять меня и ту, и другую. Тебе спокойнее с бабой. Ей можно поплакаться, рассказать, как много ты всего из–за войны пережил, какой ты весь из себя душевно израненный… А я не могу, понимаешь?! Не могу я каждый день быть только бабой! Мне тоже иногда нужно кому поплакаться. Но только не тебе. Потому что это ты у нас самый несчастный и самый травмированный. Гвардии инвалид военно–космических сил… А то, что мне тоже больно, и стыдно, и противно, это тебя не касается!– Напрасно ты так, – сказал Эндрю ласково, но не очень уверенно. – Я же все понимаю…– Сомневаюсь. Ты бы видел свое лицо сейчас… Видишь ли… дорогой. Видишь ли, дорогой, я вот о чем думаю. У нас впереди еще масса всяких боевых действий. Это объективно, нам просто их не избежать. И если ты каждый день будешь мне демонстрировать свое отношение к тому, что мы делаем… Я не знаю. Я скорее попрошу Рашена, чтобы он тебя с собой не брал. Пусть он тебя куда–нибудь к Заднице отправит. А потом, когда все кончится, мы снова будем вместе и будем очень друг друга любить. Только извини, но замуж я после этого за тебя не пойду. Во–первых, сейчас и не женится почти никто, кроме евреев, а во–вторых, не нужен мне муж – живой укор.– Да чем же я тебя обидел?! – взмолился Эндрю.– Чистоплюйством своим, – объяснила Ива, глядя куда–то сквозь обзорный экран. – Своим поганым русским чистоплюйством. Ты ведь поэтому и в технари подался, чтобы в случае чего сказать – а я тут ни при чем! А я никого лично не бомбил, не расстреливал, я исключительно гайки–железки… Твою мать, до чего же ты на Рашена похож!– Да ты же его… – беспомощно пробормотал Эндрю.– Только я с ним не сплю, – заметила Ива. – И не жду от него ребенка. Другие мерки, понимаешь? И мне плевать, что он каждый раз после боя надирается у себя в каюте. Сидит, пьет и себя жалеет. Ах, какой я бедный и несчастный, опять кого–то укокошил! Не хотел, да вот так вышло
