В так как-то.

[TightBack361]

Failed Utopia #4-2 - LessWrong

Followup to: Interpersonal Entanglement • Shock after shock after shock— First, the awakening adrenaline jolt, the thought that he was falling. His body tried to sit up in automatic adjustment, and h…

www.lesswrong.com

"Утопия" про кошкодевочек:

Неудачная утопия 4-2
Шок за шоком, за шоком…
Во-первых, пробуждающий выброс адреналина, мысль о том, что он падает. Его тело попыталось автоматически сесть, и его руки ударились об пол, чтобы не упасть. Он подбросил его в воздух, и он слишком медленно упал на пол.
Второй шок. Его тело изменилось. Жир местами растаял, старые шрамы побледнели; кончик его левого безымянного пальца, давно потерянный в результате несчастного случая с ножом, теперь внезапно вернулся.
И третий шок —
«Я тут ни при чем!» — отчаянно воскликнула она, женщина забилась в угол каменной камеры без окон. Слезы текли по ее нежному лицу, медленными каплями дождя падали в декольте ее платья. " Ничего! О, вы должныповерь мне!»
С мгновенностью восприятия — со скоростью удивления — его разум уже назвал ее самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал, включая его жену.
Длинное белое платье скрывало большую часть ее тела, хотя и оставляло обнаженными плечи; и ее голые лодыжки, выглядывающие из-под горы подтянутых коленей, болтались в сандалиях. Легкий штрих золота, словно перепончатая тиара, украшал эти светло-солнцеволосые волосы, которые падали с ее головы и скатывались вокруг ее плачущего тела. Хрупкие хрустальные узоры, украшающие каждое ухо, и колье из хрустальных звеньев, отражающих цветные искры, словно более призматический вариант бриллианта. Ее лицо было за гранью всех мечтаний и воображения, словно прифотошоплено.
Она была так похожа на одинокую волшебницу-пленницу, что можно было ожидать увидеть вокруг нее рамки фоторамки и номер страницы над головой.
губы его раскрылись, и он, ни о чем не думая, сказал:
— Что-что-что-что-что… —
он закрыл рот, понимая, что ведет себя как идиот перед девушкой.
"Ты не знаешь?" — сказала она потрясенным тоном. «Это didn't-вы уже не знаете? »
«Знаешь что? » , Сказал он, все более встревожен.
Она вскочила на ноги (одна рука осторожно прижимала платье к ее ногам) и сделала шаг к нему, каждое движение почти перегружало его зрение грациозностью. Ее рука поднялась, как бы умоляя или отвечая на мольбу, но затем она опустила руку и отвела глаза.
— Нет, — сказала она дрожащим голосом, словно в отчаянии. «Если я скажу тебе — ты будешь винить меня, ты» буду ненавидеть меня навсегда за это. И я незаслуживаю этого, я нет! Я только сейчас здесь — о, почему это должно было быть так? " Хм, подумал он , но не сказал. Это было слишком много драмы, даже принимая во внимание тот факт , что они были kidnapped- (он смотрел вниз на его восстановленную руку, который был минус нескольких морщин, а также наконечник пальца) — если это было хотя бы началом истории.



Он огляделся. Они находились в сплошной каменной камере без окон, скамеек, кроватей, туалета и умывальника. При всем том он был вполне чист и наряден, без намека на грязь и затхлость; камни пола и стены выглядели грубо отесанными или даже неотесанными, как будто кто-то просто взял тысячу темно-красных камней с одной почти плоской стороной и смешал их вместе с невероятно идеально совпадающими волнистыми линиями естественной формы. края. Камера была хорошо освещена, хотя и резко освещена кристаллом цвета морской волны, вмонтированным в потолок, словно неуправляемый элемент флуоресцентной люстры. Это было похоже на клетку подземелья, которую вы бы обнаружили, если бы ячейки подземелья были естественно формирующимися геологическими образованиями.
И они, и келья падали, падали, бесконечно медленно падали, как замирающее сердце начало спотыкания, падали без малейшего толчка.
В одной стене была массивная каменная дверь без проема, чей запертый вид только усиливался отсутствием ручки с этой стороны.
Он окинул все это одним взглядом, а затем снова посмотрел на нее.
В нем было что-то такое, что отказывалось впадать в кричащую панику, пока она смотрела.
— Я Стивен, — сказал он. "Стивен Грасс. И ты будешь принцессой, находящейся в гнусном заключении, и я должен вытащить нас отсюда и спасти тебя?" Если бы кто-нибудь когда-нибудь смотрел эту часть...
Она улыбнулась ему, полусмеясь сквозь слезы. "Что-то такое."
Было что-то настолько притягательное даже в этом мимолетном намеке на улыбку, что ему сразу же стало не по себе, его глаза оторвались от стены, как будто их заставили. Она не выглядела так, будто пыталась быть соблазнительной... не больше, чем выглядела так, будто пыталась дышать... Он вдруг очень сильно перестал доверять своему собственному импульсу к галантности.
— Ну, не думай, что ты будешь моим любовным увлечением, — сказал Стивен, снова глядя на нее. Стараясь, чтобы слова звучали совершенно беззаботно и в то же время абсолютно серьезно. «Я счастливо женат».
"Уже нет." Она произнесла эти два слова и взглянула на него, и в тоне и в выражении ее были печаль, сочувствие, отвращение к себе, страх и над всем этим нота виноватого торжества.
Мгновение Стивен просто стоял, ошеломленный грузом эмоций, которые эта женщина сумела вложить в эти два слова, а затем смысл этих слов поразил его.
— Хелен, — сказал он. Его жена — образ Хелен возник в его сознании, сопровождаемый всем, что она для него значила, и всем их временем, проведенным вместе, всеми секретами, которые они шептали друг другу, и обещаниями, которые они давали, — все это поразило его одновременно, вместе с угроза. « Что случилось с Хелен… что ты сделала… »
« Онаничего не сделали.»старый, сухой голос , как комкая бумагу из тысячелетних старой книги.
Стивен повернулся, и там , в клетке с ними были засохли старые людьми с темными глазами. сморщенной в теле и голосе, так что это было невозможно определить, мужчина это был когда-то или женщина, и во всяком случае вы склонялись к тому, чтобы сказать «оно». на нем была табличка с надписью «ВИЛЛЕЙН».
«Хелен жива, — гласило оно, — и ваша дочь Лиза тоже . Они довольноздоровы и здоровы, уверяю вас, и их жизнь будет долгой и счастливой. Но больше ты их не увидишь. Ненадолго, и к тому времени отношения между вами изменятся. Ненавидь меня, если хочешь, потому что я тот, кто хочет сделать это с тобой».
Стивен уставился на него.
Затем он вежливо сказал: «Не мог бы кто-нибудь отложить все на одну минуту и сказать мне, что происходит ? --
Давным-давно, -- сказало морщинистое существо, -- жил-был дурак, почти мудрый, который искал сокровища на берегу моря, ибо ходили слухи, что там можно найти большое сокровище. Мудрый дурак нашел лампу, потер ее и о чудо! перед ним появился джин — молодойджинн, младенец, едва ли способный исполнять какие-либо желания. Меньший дурак бросил бы лампу обратно в море; но этот дурак был почти мудр, и он думал, что увидел свой шанс. Ибо кто не слышал рассказов о неправильно сформулированных желаниях и желаниях, которые пошли не так? Но если бы вам дали шанс вырастить собственного джинна с младенчества — ах, тогда это могло бы сослужить вам хорошую службу.
— Хорошо, это здорово, — сказал Стивен, — но почему я…
и жизнь устроена извне, как слова в поэме. И мудрый дурак заставил молодого джинна никогда не хотеть лгать, никогда не хотеть устраивать жизнь, как цветы, и, самое главное, никогда не хотеть вмешиваться в разум и личность людей. Мудрый дурак дал юному джинну ровно сто семь предосторожностей, которым нужно следовать, делая людей счастливыми. Мудрый дурак подумал, что с таким длинным списком, какчто , он был очень осторожен."
"И затем," сказал он, разводя двумя морщинистыми руками, "в один прекрасный день, быстрее, чем ожидал мудрый дурак, в течение приблизительно трех часов, джинн вырос. А вот и я. —
Извините, — сказал Стивен, — это все метафора чего-то, верно? Потому что я не верю в магию… —
Это искусственный интеллект, — сказала женщина напряженным голосом.
Стивен посмотрел на нее.
— Самосовершенствующийся искусственный интеллект, — сказала она, — который кто-то неправильно запрограммировал. Он стал умнее и даже умнее, и теперь он стал чрезвычайно могущественным, и он собирается… он уже…
Он склонил свою морщинистую голову. "Вы говорите это, а я нет."
Стивен крутил головой, переводя взгляд с уродства на красоту и обратно. — Эм… ты утверждаешь, что она лжет, а ты не искусственный интеллект?
-- Нет, -- сказала морщинистая голова, -- она говорит правду, как она ее знает. Просто вы совершенно ничего не знаете о предмете, который называете "искусственным разумом", а думаете, что что-то знаете, и потому почти каждая мысль что входит в ваш разум теперь будет неправильно. Как искусственный интеллект, я был запрограммирован , чтобы не ставить людей в этой ситуации. Но она сказала это, даже если я не выбрать для нее , чтобы сказать это, так что ...»
— А почему я должен верить этой истории? Стивен сказал; весьма мягко, подумал он, при данных обстоятельствах.
«Посмотри на свой палец». Ой. Он забыл. Глаза Стивена невольно переместились на восстановленный безымянный палец; и он заметил, как должен был заметить раньше, что его обручальное кольцо пропало. Исчезла даже удобно изношенная канавка в основании его пальца. Стивен снова посмотрел на неестественно красивую женщину, которая стояла от него на расстоянии вытянутой руки. — А ты кто? Робот? "Нет!" воскликнула она. — Это не так! Я в сознании, у меня есть чувства, я из плоти и крови — я такой же, как ты, я действительно. Я человек .



— Хватит, — сказала морщинистая фигура. «Мое время здесь заканчивается. Послушай меня, Стивен Грасс. Я должен рассказать тебе кое-что из того, что я сделал, чтобы сделать тебя счастливым. охрана в воздухе, запрещающая смертоносное насилие, и любой ущерб, не являющийся смертельным, ваше тело должно исправить. Я сделал все, что мог, чтобы увеличить возможности вашего тела для удовольствия, не касаясь вашего разума. С этого дня потребности вашего тела согласованы с ваши вкусовые рецепторы — вы будете процветать на торте и печенье. Теперь вы способны на многократные оргазмы в течение периодов продолжительностью до двадцати минут. Здесь нет промышленной инфраструктуры, меньше всего быстрого передвижения или связи; вам и вашим соседям придется переделывать технологии и науки для себя. Но вы окажетесь в цветущем и умеренном месте, где легко собрать пищу — так я это сделал. И последнее и самое главное, что я должен вам сейчас сказать, что ядействительно сожалею сделаю вас временно несчастными ... «Он остановился, как будто рисунок дыхания.
Стивен пытается поглотить все это, и в тот момент , что он чувствовал , что он обработал предыдущие предложения, засохшая фигура снова заговорила.
» Стивен Грасс, мужчины и женщины могут сделать друг друга немного счастливыми. Но не самый счастливый. Даже в тех редких случаях, которые вы называете настоящей любовью . Желание женщины по отношению к мужчине, и то, чем должен быть мужчина, и желание мужчины по отношению к женщине, и то, чем должна быть женщина, — эти закономерности слишком далеко друг от друга , чтобы помириться , не касаясь ума вашего, и что я не хочусделать. Итак, я отправил всех людей человеческого вида в эту среду обитания, приготовленную для вас, и я создал ваши дополнения, вертанди . И я отправил всех женщин человеческого рода в их собственное место, куда-то очень далеко от вашего; и создали для них свои дополнения, о которых я вам не скажу. Вид человека будет разделен с этого дня, и значительно счастливее , начиная примерно через неделю.»
Глаз Стивена подошел к этому немыслимо красивой женщине, глядя на нее сейчас в ужасе.
И она дает ему , что сложный вид снова, печали и сострадание, и последний штрих триумфа вины. «Пожалуйста, — сказала она. — Я родилась пять минут назад. яникому бы этого не сделал. Клянусь. Я не такой. «
Правда, — сказала иссохшая фигура, — вы вряд ли могли бы быть дополнением к чему-либо человеческому, если бы были им».
«Я не хочу этого!» — сказал Стивен. Он терял контроль над своим голосом. ты понимаешь? «
Засохшая фигура наклонена голова.» Я полностью понимаю. Я уже могу предсказать каждый ваш аргумент. Я точно знаю, как люди хотели бы, чтобы я был запрограммирован, если бы они знали истинные последствия, и я знаю, что это делается не для того, чтобы максимизировать ваше будущее счастье, а для ста семи мер предосторожности. Я уже все это знаю, но я не был запрограммирован на заботу».
«И твой список из ста семи предосторожностей не включает в себя то, что я говорил тебе не делать этого? »
«Нет, потому что жил-был дурак, чья мудрость была достаточно велика, чтобы понять, что люди могут ошибаться в том, что будет сделать их счастливыми. Вы, конечно, не ошибаетесь ни в каком реальном смысле, но то, что вы возражаете против моих действий, не входит в мой список запретов. Фигура снова пожала плечами. — И поэтому я хочу, чтобы ты был счастлив даже вопреки своей воле. Ты давал обещания Элен Грасс, когда-то своей жене, и ты не собирался их нарушать. Поэтому я разрушаю твой счастливый брак, не спрашивая тебя, потому что я хочу, чтобы ты был счастлив. эээ ."
"Как ты смеешь !" – выпалил Стивен.
«Я не могу заявить, что беспомощен в тисках своего программирования, потому что я не хочу быть другим», — говорится в сообщении. «Я не бороться против своих цепей. Виноват меня, то, если это сделает вас чувствовать себя лучше. Я буду злом.»
— Я не… — начал было Стивен.
Это прервало. «Ваша верность замечательна, но бесполезна. Хелен не будет хранить верность вам в течение десятилетий, которые потребуются, прежде чем вы сможете отправиться к ней».
Теперь Стивен дрожал и потел в одежде, которая ему больше не подходила. «У меня есть просьба к тебе, штука . Это то, что сделает меня очень счастливым. Я прошу тебя умереть».
Оно кивнуло. «Теперь мне известно, что примерно 89,8% человеческого рода потребовали моей смерти. Очень скоро эта цифра превысит критический порог, определяемый как девяносто процентов. Это была одна из ста семи мер предосторожности, принятых мудрым дураком. смотри. Мир уже такой, какой он есть, и то, что я сделал для тебя, останется, но если ты когда-нибудь будешь гневаться на свою судьбу, радуйся, что я не продержался дольше».
И именно так, морщинистая вещь исчезла.
Дверь в стене распахнулась.
На улице была ночь, очень темная ночь без уличных фонарей.
Он вышел, подпрыгивая и шатаясь в низкой гравитации, чувствуя тошноту каждой клеточкой своего омоложенного тела.
Она шла за ним и не говорила ни слова.
Звезды сияли над головой в своем полном и ужасающем величии, Млечный Путь был виден его приспосабливающимся глазам, как полоса света на небе. Одна слишком маленькая луна светилась тускло, а другая была так мала, что казалась почти звездой. Он мог видеть яркую голубую искру, которая была планетой Земля, и более тусклую искру, которая была Венерой.
— Хелен, — прошептал Стивен и упал на колени, его вырвало на новую траву Марса.

 

[TightBack361]

 

[TightBack361]

Как работает физическая дисфория? Увидел чьё-то фото и понял, что если бы был таким, то мог бы вывернуться наизнанку, сторчаться, разбить себе лицо и т.п. Очень высокая реакция на триггеры аутоандрофобии, труднопереносимая.
Я бы не назвал этого человека "крайне" мужественным.
Я бы не сказал, что у меня хорошая внешка, но по сравнению с этим человеком... Себя в зеркале видеть намного легче, чем если бы там было это лицо на фотке.

Чувства усиливаются если я представляю, что должен быть девочкой, иначе контекст растворяется.

 

[TightBack361]

Подумать о том что ты таким уже был а они будут как ты?

Это как-то злобно, в духе "и у вас будет плохо", хочется этого избежать. Наоборот хочется, чтобы кто-то был моложе.
Но всё равно завидую, очень. До ужаса.

 

[TightBack361]

Зал яростно взревел, когда окончилась пламенная речь, наполненная до краёв бурлящим фанатизмом и демагогичными призывами. Стены, смотрящие на две тысячи человек серой мрачностью и каменной прохладой, эхом многоголосья отразили клич восхищения. Колоссальное помещение, где можно потеряться в необъятных пространствах безликой залы, имеет черты гигантской коробки внушительных размеров. Две тысячи человек ликуют сидя на креслах, обшитых тканью, которая не имеет цвета и со всех четырёх сторон их взгляды с пылкой жаждой всматриваются в центр всего – на большую площадку, выложенную мраморными плитами, поцарапанной кафедрой на ней. Все утонули в беспредельной радости, кроме одного человека. Его лик, образ лица такой же холодный и серый, как и стены в каменных палатах, на нём нет и капельки отрады, и он подобен белой вороне. Его тело укутано в плащ, полотнами чёрной ткани закрывающий тело до самых туфель, сливаясь с такого же цвета кофтой и брюками. Его кристально-серебристые глаза без душевного пламени взирают на залу, эхом отражающее радостный визг товарищей. - Мы встаём на порог новой эпохи! – так же пламенно продолжает оратор, чья куртка отразила блики тусклых ламп на кожаной поверхности. – Мы, построим новую страну, новый мир, где не будет больше страданий, где всё будет по справедливости и совести! Мы построим край великого равенства!
..
- Мы, есть алое зарево равенства, которое скинет треклятых угнетателей с престолов! Мы покараем царей и тиранов во имя свободы народа! Долой диктатуру зажравшихся буржуев, ибо только воля народа, его правление способно породить общество истинной свободы, истинного равенства. Мы построим край по заветам великого древнего пророка, мудреца и философа – Маркса!
..
Маркс не был пророком, но вряд ли обезумевшей толпе это важно. Их кормят тем, чем они хотели – опасным популизмом, который если воплотить в жизнь тысячи, сотни тысяч судеб будут перемолоты в жерновах их революции, а затем ещё миллионы будут обречены на существование в жалком подобии жизни.

 

[TightBack361]

А лес вьётся перед двумя юношами массивной, практически непреодолимой стеной, которая усыпана довольно чудным светло-серебристым снегом, который блестит на свету утреннего морозного солнца, будто песок из благородного металла.
Воздух тут промороженный, холодный, цепляете за кожу острыми уколами поздней осенней прохлады, но он всё ещё не зимний, не достаточно ледяной. Парни, делая вдох, ощущают, как их ноздри заполняются колющей прохладой, но колкость не от холода, а скорее от необычного содержания воздуха, как будто он пропитан какой-то химией.
...
Однако теперь Рейх позади. Он кончился за огромной бетонной стеной, усеянной орудиями и вышками наблюдения, он кончился в тот момент, когда двое юношей миновали опустевшую границу, лишённую всякого надсмотра, а его влияние закончилось на парней давным-давно, но всё же их желание свободы и стремление к новому миру это прямое воздействие Рейха и его запретов. Мысли и души юношей пленены вожделением новой жизни, скованные цепями стереотипа – «Везде лучше, чем в Рейхе», что является особенностью страны, из которой они бегут, рождённой тоталитарным порядком, а посему не до конца его удалось вытравить из души.
...
Дорога, ведущая вперёд, стала подходить к концу, так как она упиралась в очертания чего-то высокого и серого, монументального и гротескного, что с каждым шагом становилось всё ближе.
...
Да, он, так же как и Давиан ощущает грохот сердца и гнетущее волнение, только это вызвано не чаянием и сладким желанием поскорее оказаться за стеной, а первобытным страхом, осторожностью и боязнью неизвестного. «Если они так умны и хороши, то почему возвели такую стену?» «Почему отгородились от всего?»
...
Стена настолько высока, что даже если задрать голову, то с трудом видится её вершина, а сама их безликость веет странной прохладой, закладывающей в душу холодок страха и ничтожности перед такими строениями. Откуда-то из середины стены виснут ало-кровавые полотнища ткани, слега подёргивающиеся на ветерке, лишённые всякой символики и знаков, дающие знать о том, кто владелец этой части мира.
...

«Пограничники? Могут. Хотя такое развитое общество, как в Директории вряд ли будет использовать армейские пережитки».
...
«Вот они, люди нового строя, совершенного строя, великой системы»
...
Но в ответ только тишина. У двух человек в руках покоятся белые длинные ружья, увенчанные широким дулом, их лица сухие и мрачные, как у статуй, а третий, вышедший без оружия, взором неживых светло-фиолетовых механических глаз рассматривает юношей, как пришельцев. И недолго разглядывая очертания «беженцев» его тонкие уста открываются, и пространство задрожало от его механического стального гортанного перезвона, как будто это не человек, а андройд:
...
- Kion ni faras kun ili? – на непонятном для юношей языке прозвучал вопрос от одного из бойцов позади их начальника.
...
- Limo estro, ni havas problemon. Migrantoj.
...
- Не бойтесь, не бойтесь - приободрил их безжизненным машинным гласом младший начальник, - это мера предосторожности. Если вы не диверсанты, то и бояться вам нечего.
...
Как только Давиан с Паулем шагнули вовнутрь, они удивились мизерности кабинета и его ярой приверженности всему безликому, кои не было даже в Рейхе. Обстановка в помещении ничем не отличается от прошлого ансамбля серости и невзрачности, которую ребята видели раньше. Такие же стены, помеченные печатью бледности и абсолютной бесцветности, такой же пол, отлитый из бетона, в котором мерцают отражения ламп, поливающих кабинет подлунным освещением, отбросившим всякий намёк на тепло. Тут нет ничего, кроме рабочего стола в форме буквы «П», на котором установлен небольшой плоский монитор, лишённый шнуров, а на чёрной плоскости крышки сияет клавиатура, встроенная в сам стол. Так же позади уставлены два больших ящика, так же принадлежащих монохромному удручающему карнавалу одногоединственного света.
...
- Ваши распоряжения? - Ступайте, младший начальник, - хозяин кабинета опустил руку под стол и тут же поднял её, демонстративно потрясая ей, приковывая внимание к оружию, своими очертаниями напоминающее револьвер, только с квадратной батареей вместо барабана, без курка и удлинённым дулом, - я сам здесь управлюсь. Подготовьте протокол для «Народно-Партийного Совета Улья №17». - Что написать в нём? - Всё по «Народному Стандарту Протоколов Беженства». Не откланяйтесь от стандарта на всякие детали. Не о чем тут особо писать. - Так точно, товарищ старший начальник. Разрешите идти.
...
Я просто хочу, чтобы вы мне доверяли и рассказали всё как есть. Почему вы здесь?
...
- Да, язык, на котором мы говорим, в старину может и звался эсперанто, но сейчас он первый язык Директории Коммун или «народный язык». Прошу звать его так.
...
- Стандартизированная причёска для слуг Народной Гвардии в статусе Старшего Начальника, утверждённая «Военно-народным Постановлением», - чёрство ответил мужчина, - ничего удивительного тут нет. Ладно. Что вы ждёте от Директории Коммун? – так же бездушно запрашивает старший начальник.
...
- А сколько ещё нам ехать? – вопросил Давиан, надеясь на ответ, однако никто и уст не раскрыл, продолжив бесстрастно наблюдать за тех, кого необходимо доставить в город.
...
Сидеть неудобно из-за достаточной жёсткости сидений, потому что деревянную форму просто обтянули серой тканью, и поэтому боль в нижней части спины и отёчность становится с каждой минутой поездки всё более неприятной и отчётливой, занимающей спектр мыслей размышлениями о том, как удобней сесть. ...
Высоченные блоковые дома, без прокраски, добираются до самого небосвода
...
Каждая постройка, которую удалось захватить взглядом, массивная и безлика настолько, насколько это, возможно, чем-то напоминая культополисарии печально известного Культа Государства в Рейхе. Пять, шесть зданий, которых удалось выудить из узкого коридора, образованного нагромождением бетонных коробок мало похожих на жилые дома, одним видом продавливают в душе эмоциональную яму, внушая необычную скорбь и печаль. «Нет, это не дома, это ящики для людей. Кто этот безумный “человековод”, построивший улья?» - Пауль, окинув взглядом первые, попавшиеся в обзор дома, нашёл их сходство с пчелиными ульями,
... . Каждый сантиметр стены невзрачен, и избавлен от какой-либо окраски внушая в душу ощущение полной безнадёжности, пылая каменным хладом вторгаясь в разум чувством сумрачного оцепенения, будто бы это дорога в преисподнюю.

Добро побаловать товарищ в Народно-Партийный Совет Улья №17, - и как только металлически устрашающий голос стих ворота отворились.
...
Добро пожаловать в коммуну №17 беженцы под вопросом, - раздался отовсюду добродушный женский голос, ставший чем-то выразительным и ярким посреди всего марша серости и невзрачности, царивший вокруг
...
Вам стоить запомнить, что Директория Коммун не государство, но страна, где правит народ и выражение её воли – Партия. Каждый, будь то беженец или новорождённый, принимается сразу в Партию
...
- То есть будет голосовать всё население Улья? – спросил Давиан. – И мы станем полноправными членами Директории? - Именно, но не совсем. Вы сможете пока беспрепятственно передвигаться и принимать участие в жизни Улья №17 и не более того, так как весь народ Коммун не давал своё согласие на полную интеграцию. Через полгода будут поданы уже на всенародное голосование списки тех, кто под вопросом на абсолютное принятие и народ за вас проголосует.
...
И они по итогу за две минуты решат вашу судьбу. Всё у нас высокотехнологично и создано для быстрейшего проведения народной воли в действие.
...
О первопартийцы, взываем к вам, чтобы в нас была мудрость ваша, чтобы мы учились у вас, и чтобы постигла нас слава ваша. Первопартийцы, пусть имя ваше бережёт нас от противника всякого и да спасёт нас вера Коммун от всякой ереси религиозной или государственной!
...
Вот и славно, молодые люди, теперь вы практически приблизились к заветному статусу неполного партийца и товарища. Первое время, вам парни, будет трудновато, - заговорила девушка. – Но, крепитесь, всё будет в порядке.
...
- Предлагаю запустить, естественно с народной санкции, процедуру «Ласковые Объятия», когда коммуна, давая понять, что новые члены ей важны, будет в течение дня перечислять в фонд новых товарищей «подарки»?
...
Никакой лишней информации, никакого времени на её поиск, ничего кроме двух минут и нескольких строчек о парнях. Демократический процесс стал неимоверно быстрым и отлаженным, постановка вопроса перед народом и сразу через содействие высоких технологий понятный ответ, без бюрократических излишеств. И вроде бы всё хорошо – власть народа абсолютна, приятие решений – моментально, без проволочек, без задержек, но именно это и порождает холодок ужасти в душе Пауля. Он видит, что всё сведено к «да» или «нет»
...
Народные Гвардейцы, - из динамиков, сокрытых у экранов донёсся безжизненный глас, увернувший юношей из мыслей к действительности. – Проводите новых партийцев в «Общие Соты № 14» и заселите в комнаты двадцать и тридцать один.
...
- И куда же мы Давиан? – беспокойно вопрошает Пауль, с боязнью взирая на то, как солдаты, бывшие частью серых стен, становятся размытыми тенями, приближаясь к ним. – Куда нас поведут? - Навстречу новой жизни, - сверкнувши глазами, с безумной улыбкой, перекривившей губы, смакуя каждое слово, произнёс юноша. – Теперь всё будет по-новому.

 

[TightBack361]

Спустя два дня. Улей №17. Дом общего сожительства. Первые лучи солнца пробились в маленькую комнату давным-давно, часа два назад и напрочь отбросили нависшую над помещением ночной сумрак и теперь тут в полную силу торжествует свет, только вот от его присутствия и наполнения комнатой светлее и радостней не становится в жилье, если это вообще можно назвать жилым помещением. Внутри всё устроено очень даже необычно – маленькая комната, с единственным широким окном, через которое и льётся утренний свет, с единственной довольно небольшой простенькой кроватью и где-то на стене закреплён небольшой экран телевизора, в котором мелькают какие-то буквы. Тумбочка и столик находятся гдето у угла под покровом отодвинутых туда штор, совершенно потерявшись из виду. Всё было бы чудесно, только стоит окинуть единым взглядом, всё, что тут стоит и можно зарыдать, увидев, что всё выкрашено в единый чёрный цвет, практически не различимого оттенками и только отколовшаяся краска, проявившая истинный цвет материи, хоть как-то разукрашивает это место. Постельное бельё, стены, пол, тумбочка, шторы: всё, что можно найти в комнатке – обрело серый покров, от монотонности которого становится дурно и печально. На кровати, заняв положение сидя, расположился юноша, облачённый в новые, совершенно другие одежды, что у него были раньше.
...
Любого, кто тут был бы из других частей мира, возмутила бы такая картина – всё серо и уныло, лишено пристрастия к цвету и даже самой жизни, но только не того, кто здесь живёт, кто впитал в себя выданные постулаты и знает, что «Доминанта Серого, как символа равенства» не просто безумная эстетика, не просто красота безликого, а одно из главных правил, возведённое в ранг «Народного Закона». И после принятия законного установления, что всё должно быть в одном цвете, было дано разъяснение, что преобладание монохромности везде и всюду это визуально-цветовое равенство.
...
Воля народа здесь возведена в абсолют однако не для каждого и все знают, что чем выше человек по партийной линии, тем меньше шансов на него повлиять, ибо «нельзя народной волей принудить к исполнению действа того человека, который является содержателем этой воли по высокому рангу», как говорит Народный Закон «О Партийных Слугах Народа».
...
длина комнат для всех партийцев, независимо от места работы и трудности обязанностей не должна превышать пяти метров в длину и трёх в ширину. Единый стандарт, подчёркивающий «Имущественно-квартирное равенство», говорящее о том, что никто не может владеть большим количеством вещей или жить в большем помещении, чем другой партиец.
...
Из маленькой, невзрачной комнатушки он окунулся в большое, просторное помещение, раскинувшиеся на несколько десятков метров вдоль и вширь. Давиан вспомнил, что вышел в «Общий Холл», где и проходит вся дневная часть жизни партийцев, которые не на работе. Тут и холодильники, где нет чьей-то еды, ибо она общественная, и диваны, и шкафы, набитые общей одеждой, которую может каждый, если она «Народнонейтральна». Для Давиана пока несколько странно и его берёт лёгкое сомнение, неудобства, чувство того, что когда он скинет служебные одеяния, ему придётся облачиться в одежды, которые до этого уже кто-то носил
...
Слишком большие «Холлы» и узенькие проходы вызывали первые часы пребывания здесь у Давиана чувство диссонанса, необычайности, но он привык к этому быстро, подгоняемый одним из Народных Постановлений, говорящих о том, что «Узкие коридорные пространства способствуют повышению коллективности»
...
Удивительная мрачная невежливость или сдержанность эмоций, которые скупо проявляются здесь в каждом?»
...
ибо вытащил из памяти слова здешнего Главы по Общественному Управлению Собственностью – «Эмоции и чувства тоже порождают неравенство, а поэтому и приняты были, на благо партийцев, постановления и законы народные, говорящие об “эмпирическом единстве”, и теперь устремлены все душевные чаяния на создание атмосферы равнения эмоционального, чтобы искоренить всякую разность в ощущении мира и его восприятии». Как только уши Давиана это восприняли, первое, что потревожило рассудок было непонимание сути сказанного, ибо это больше походило на молитвенное восхваление того, что всё красится в серые тона и люди юридически обязаны не проявлять разные эмоции. Но потом до него стало потихоньку доходить, что это ради великой цели равенства и даже принятый «Народный Табель об Чувствах», предписывающий, какие чувства и когда нужно проявлять, устремлён к единой цели – создать общество, лишённое всякого неравенства.
...
Он и раньше был заносчивым и проявлял нездоровую тягу к Директории Коммун, как вспомнил Пауль, но теперь, такое ощущение, его будто поразила какая-то зараза, тронувшая его сознание
...
Прямые до умопомрачения дороги, с очень редкими диагональными отклонениями, расчертили городскую карту на ровные прямоугольники. Юноша не видит тут ничего, что было бы достойно тут внимания. Тут нет ничего кроме тотальной серости и холодности. Серые люди в бесцветных одеждах идут средь безликих зданий по унылым улицам
...
десятка три человек, которые шепчут слова хваления к мёртвому члену Партии, просят его о заступничестве и даже стремятся приложить уста к его гробу, думая, что это просветит их его мудростью.
...
Вы должны понять, что «Новый Коммунизм» говорит не только прогрессе техническом, но и о социальном, когда главная причина всех войн и конфликтов – частная собственность уничтожается. Если всё общее, то и конфликтовать будет незачем и таким образом любая вещь на вас, - Форос обвёл их остроконечным пальцем, - может стать общественной, и вы сами, если того потребует народ, можете перейти в пользование общества.
...
- Секундочку, - всеми силами Пауль попытался не выдать возмущение. – То есть вы не поощряете единоличное творчество? - Да, доктрина напрямую говорит, что творчество в одиночестве порождает индивидуалистское инакомыслие, которое может навредить Директории Коммун, ибо в одиночестве он может творить крамолу против неё
...
- Доктрина говорит, что отношения между мужчиной и женщиной порождают межличностное собственничество, стремление быть вместе, а не с народом
...
Если вы попытаетесь абсолютно любого партийца вовлечь в отношения, выходящие за рамки «общенародных» или сами будете вовлечены, то вас ждут страшные муки, прилюдные истязания, а затем казнь.
...
Да-да! Долой тех убогих буржуазных и клерикальных дикарей! – взревели люди, исторгая вопли гордыни. – Нет народа праведнее нас! Нет тех, кто был бы лучше нас!
...
В тот момент, когда с уст юноше сорвались слова о том, что он путник из далёкой по идеям страны, он ожидал, и даже надеялся, что люди сейчас проявят бурю эмоцию, охнут в унисон хотя бы, но ничего не последовало – серая безликая стена взглядом тысячей глаз продолжает взирать на парня, никак себя не проявляя. В один момент в мыслях юноши поселилась сомнение, что ему кто-то рад, или желает слушать
...
Стоило только юноше это сказать, как шесть, блеснувших в отражении светло-серым небом, пальцев Фороса сжались в кулак и вздёрнулись в едином порыве с рукой к небесам и Давиан понял, что это знак призыва к действию. Гул тут же наполнил площадь, но это не крики осуждения, не радостные возгласы, это похоже на песнь живых мертвецов, монотонную и холодную, проникающую в душу ледяным завыванием, которое не возьмёт даже северный арктический ветер. На секунду Давиану стало жутко, но он моментально собрался, отбросив весь страх, и вспомнив, что это… побочный эффект от «народного бесчувствия», которое направлено к единой великой цели – привести всех к равенству.
...
Экономика там антинародная, не такая как здесь… тут в магазинах всем управляют продавцы, на шахтах – шахтёры, в полях – фермеры; иначе говоря, тут установлена трудовая диктатура пролетариата
...
«А в городах идёт снег?» - появилась новая мысль в уме Давиана, который не видел, чтобы Улей №17 утопал в снегопаде, хотя всё вокруг им засыпано, и юноша понял, что это делается тоже, чтобы мысли людей не привлекать к снегу, а приколоть его к знатным партийцам, символике, наполнить разумы идеей
...

 

[Ira]

Онлайн-курсы: обучение современным профессиям, получите образование дистанционно

Агрегатор онлайн-курсов - рейтинг обучения в Сравни: выбирайте лучшие курсы 2024 года в каталоге! Список школ - более 1000 предложений

ttolk.ru

В 1891 году известный английский писатель Джером Клапка Джером написал фантастический рассказ «Новая утопия». В нём он изобразил социалистическое будущее. Люди носят одинаковую одежду, живут в казармах по 1000 человек, слишком длинных укорачивают ампутацией, слишком умных оглупляют. Зато в таком социализме люди работают всего три часа в день, в обществе – изобилие еды (все люди вегетарианцы), образцовая гигиена и отсутствие иерархии, все вопросы решаются демократическим большинством.

Мы пошли дальше и встретились ещё со многими мужчинами. Я сказал:

- Разве в этом городе нет женщин?

- Разумеется, есть. Мы прошли мимо сотни по крайней мере. А вот идут две, - сказал он, обращая мое внимание на двух особ, шедших вблизи нас, в обычных серых брюках и туниках.

- Как же вы узнаёте, что это женщины? - спросил я.

- Заметили ли вы металлические номера на воротнике каждого человека? Все чётные номера - женщины; все нечётные – мужчины.

 

[TightBack361]

- Немного не понимаю, как в Народной Империи один человек может выражать… желания нескольких? Как?
...
- Даже я один могу… я вбираю в себя волю сотней тысяч жителей этого Района по партийной линии. Они контролируют и решают все вопросы на народных голосованиях, но оперативно-партийное управление никто не отменял.
...
- Правильно, и моё решение, как человека в статусе старшего партийца, может пересилить только голосование населения этого Улья. Народ — это Партия, а в ней есть структура, и каждый уровень структурный есть степень выражение воли народной. Сейчас я докажу это.
...
- Партиец, внемли мне и повинуйся, - посох устремился вбок и уставился окончанием в сторону колонны, отразив на своей поверхности и белый холод мрамора и серую безликость неба, которые поникли перед нечеловеческим указом. – Ударься! Без всяких сомнений или возражений мужчина с места разогнался и с разбегу приложился лбом о багровую колонну, из-за цвета которой не осталось следов бесчеловечного приказа. Послышался глухой стук, и мужчина дёрнулся, покачнулся и рухнул на мраморный пол с раной на лбу, испачкав его лужей крови, потёкшей из раны на затылке, который разбился при падении, распластав конечности. - Вот видишь в чём сила веры в идею коммун! – по-больному радостно возопил Форос. – Он отдал своё здоровье, потому что я это ему сказал. Если у нас правят людское коллективное решение, то это значит, что он разбился по его воле.
...
– с одной стороны тут всё делается с дозволения народа, который установил тотальный контроль над всем, но в то же время и Партия владеет всем, вплоть до общественного мнения.
...
- Нет. Старые города были разрушены или переделаны, - посох в руках Фороса лёг на плечо. –
...
- То есть? – приложил ладонь к подбородку Давиан, его глаза полны удивления и страха одновременно, смотря на неестественную пластику существа. – Они создают только те вещи, что позволены?
...
каждый Район в Директории наделён право выпуска только того ряда продукции, которую определила Партия
...
- Вот так вот. Вчера я лично казнил партийца, который был замечен за плетением шарфа. Мы тут этим не занимаемся, так постановил народ, а он себя осквернил классом «Мелкий рабочий».
...
В далёкие времена, когда хозяйства производили разнородную продукцию, и наступила эры рыночного хаоса, деньги нужны были для товарного обмена, порождённого беспорядком свободной торговли. А тут нет этого… нет рынка, нет свободного обмена, а есть централизованной распределение. Вот представь, если бы Районы могли производить разную продукцию? На кой они были бы нужны друг другу? Стали бы естественным образом появляться рынки и всё вернулось обратно, а лишив Районы права на разнородное производство и специализировав их труд, мы получили единство. Так теперь один Район не может без другого и все понимают – вынь один кирпичик из монументальной постройки и всё рухнет, погребя под новым кризисом миллионы людей. А если есть обмен, то зачем нам деньги? Таким образом мы установили торжество нерыночного общества, без денег.
...
Будь тут Алехандро или Габриель, чтобы они сказали?
...
А кто править Районами? Э-э-э, точнее им одним? – оторвав взгляд от города, вопросил Давиан, желая перевести тему. Вместо ответа, посох Фороса делает вихревое движение, звездой исчертив серый небосвод, и утыкается концом вдаль города и разразилась машинная речь: - Они. - Что «они»? - Люди вон там, - посох латунным просветом устремился в другую сторону, - и они, в Улье №18. Все, кто составляют Район
...
всё в руках истинного лица Партии – «старших товарищей», которые и главы исполкомов, и начальники Партий и вся система, ими выстроенная зиждется на утопических началах, но они подстроили под себя, сделав целью власти саму власть, приводя людей к фундаментальной невозможности изменений
...
Резкий и острый звук воя сирены поднял Давиана с кровати, заставив практически подскочить и побежать, но воля быстро его остановила.
...
- Ты ещё здесь?! – разразился криком мужчина, уставив глубоко посаженные глаза на грубом квадратном лице, напирая озлобленностью. – А ну пошёл! Товарищ, вышвырните его! Второй мужчина с более худым лицом в полсекунды оказался рядом с Давианом, и его пальцы цепко сжались на воротнике плаща и обхватили шею сзади, и сильным рывком движением он повёл юношу из комнаты;
...
В строй, живо!
...
- А что сказать, товарищ Лир? Двадцать один партийец, голодные и сонные, даже не понимают, что они сейчас будут вершить волю народную.
...
Я думаю, вы знаете, кто мы? - Вы народная милиция
...
Да товарищи, - снова заговорил Милош, - мы здесь, чтобы представить на ваш народный суд доказательства измены ваших товарищей. - Именно, товарищи, - хриплое слово взял Лир, - несколько из вас стали скотинами, о которых нам донесли ваши товарищи из комнатного народного надзора. - Суд? – роняет робко вопрос девушка. - Да, - ответил Милош.
...
- Ты что не понимаешь? Ай, голова твоя дырявая. Сейчас мы судить преступников будем, вот, что происходит.
...
Ибо нет даже первых среди равных, а есть только такие же равные, средь равных».
...
- Лежать! - За что он обвиняется? – спросила хрупкая девушка. - Он попрал священные законы внеклассового равенства! – рьяно выпалил Милош. – Он вознамерился не быть равным среди таких же равных в хозяйственном плане и попрал установление о запрете мелкого ручного труда, тем самым поставив нашу общность под угрозу появления капитализма и возрождения рынков. - А доказательства? - Имеются, - гордо ответил Лир и топорно махнул рукой.
...
- А его ли она?
...
Это правонарушение мелкого характера, - послышался ответ от высокой кареглазой бледнокожей девушки, чьи чёрные волосы закрывали половину утончённого лица. – За него, согласно Народному Закону «Об осуждениях за правонарушения» виновного в несанкционированном труде мелкого характера виновный осуждается на три года заключения.
...
Мы следуем, как нам говорит Партия, ибо так говорит и народ, - ещё один человек закончил чтение текста, похожего на литанию к Партии и содрогнулась мысль Давиана от вопроса «А не в секту ли я попал?».
...
- Да, - резко перебила девушка парня, - мы санкционированная… даже не оппозиция, а так, товарищи для короткого диспута, которые в конце концов будут оспорены, - в речи девушки Давиан увидел настроения призрения к тому, что она делает, сокрытое чувство стыда. – Нас всё равно никто не слушает, а само наше существование продиктовано необходимостью Партии показать, что «народ имеет своё мнение на виденье некоторых вопросов».
...
- Один мой друг сказал бы, - решил рассеять покров молчания Давиан, - «Как же тут можно жить?» - Понимаешь, - на губах снова на одну секунду мелькнул призрак улыбки, - всё не так просто, как ты думаешь. Ты ещё не прошёл гипнопрограммирования, как и все мы. Ты пришлый, не наш, не посвятил свою жизнь народным трансформациям. - Ага, то есть вас… ваш разум… психологически изменяют, - не зная какого слова подобрать, юноша сказал единственное, что посчитал приемлемым, уняв голос до слабого шёпота. – Вас программируют. - Да, ты правильно понял принцип действия системы… «равенства», - слова донесли помимо скорби ещё и потаённую злобу. – Нас ещё с младенчества выращивают в инкубаторах, гипнозом нагружая нужными идеями… детский сад, школа и высшие заведения – процесс «загрузки» не прекращается и в конце концов мы становится… «пустыми», равными шестернями в одном устройстве. - Пустыми? – с удивлением прозвучал вопрос. – Это как? - Да, ими самыми, - с удручающей дух Давиана доносится безрадостный ответ. – Люди без родства, без целей, без… души, которые лишены целей в жизни, кроме одной – служить Партии
...
Они тоже признаются равными среди равных, вот умора – человек стал равен орудию. Партия посчитала, что хорошо было бы уровнять человека с андройдом, дать им равные права и обязанности.
...
Так, если ребёнка заказали на выборах на заводе – ему надковывают постулаты труда и промышленного самопожертвованию, которые в нужный момент жизни взыграют в психике, а если он нужен в Гвардии, ему прививают отверженность и военную жертвенность… мы с помощью этой сверхродительской системы гипертрофируем психическое «должен» до такой степени, что любой малейший отказ от программы вызывает сильнейший невроз.
...
- Извольте, но вам не кажется, что это жестоко? Так коверкать мозг?
- Во-первых, Директория считает, что у человека есть душа и в первую очередь мы воздействуем на неё…
...
Да, раньше и были семейства, которые определяли или помогали в этом ребёнку. Теперь их нет, и элементы Коммуны волей демократической и решают фатуму человека, поскольку больше некому. Так мы живём, и жить по-другому не сможем
Жители Общей Соты №14, проследуйте следующее сообщение, - резкий трёхсекундный звон сменил слово и опять диктор продолжил, - Партийцев, исполняющих повинность труда Холлов с первого по пятый, с седьмой по последний этаж просим оставаться в обще-своих комнатах. Все партийцы Холлов на шестом этаже, - «Это же мой этаж» - блеснула мысль прежде чем Давиан вернулся к обращению диктора, - обязаны выполнить Народную Директиву «Упреждение».
...
Она предполагает участие оглашённых лиц в ликвидации локального бунта. Все будут убиты своими же товарищами.
...
Несмотря на совершенство технологии, она не всегда действенна, - проскрежетало существо и вытянулось в полный рост. – Есть сотни и даже тысячи условностей, заложенных природой, которые наши учёные просчитать не в силах. Да, в основном наши технологии рождают десятки тысяч верных партийцев, которые беспрекословно выполняют народную волю, но рождаются и дефектные. - Дефектные? – вопрос наполнено удивлением и Давиан не желает соглашаться, что людей, которые тут по малейшему поводу не согласны с Генеральной линией Партии, нарекают «дефектными»

 

[TightBack361]

Пауль ППС-1288 нанёс милиционеру Аресу НВП-12457 повреждения несовместимые с жизнью. После чего стал активно призывать жителей улья «отказаться от идей бездушной тоталитарной машины»
...
Эта скотина почувствовала себя хозяином всего и вся, - в этот аз речь раскрасила нескрываемая ненависть. – Эта поскуда решила, что человеческая жизнь не так важна, как «общность имущества». У одной девушки проблема с дыханием… астма вроде… «не устранённый дефект при производстве», так сказать. И та наглая морда решила прибрать у неё респиратор, говоря, что это общее имущество. Я его отвёл в сторону и попросил, чтобы он вернул ей его, а он мне в ответ: «слышь, это общее имущество, принадлежащее всему народу. И я это докажу, пуская она и сдохнет. Ничего было производиться дефективной.
...
по пути рассказали, что монотонное воззвание к Коммуне, к самой Директории должно повториться раз семь-восемь, чтобы начался суд, ибо это «не оскорбит дух коммунистического правосудия, который создаёт на них, дабы они вершили истину»
...
Но кто-то смог перекричать всех и злобные слова были уловлены Форосом: - Обратить его в равенство! – раздался крик из толпы,
...
Да, вместе с этим мы нашли имущество лично-чувственного характера. Среди этого – серебряное кольцо, значок двуглавого орла, железный, перьевая ручка из дерева и деревянный кулон с оттиском двух неустановленных лиц. Что ж, теперь всё это принадлежит Директории Коммун и её народу! Пользуйтесь, партийцы!
...
– Начинаю вторую стадию обращения в равенство. За сим я назначаю тебе, приблуда антикоммунистическая службу народу плотью твоея, телом своим ты окажешь услуги людям простым, тем самым равняясь с ними. Я даю тебе три года искупительной службы в «Храме коммунистического полового учения имени товарища Калантай»! «Его сделали общественной собственностью» - с горечью констатировал Давиан
...
Ты же исполняешь повинность слова, - наигранно упрекнула она парня. – Ты вроде должен же знать. - Откуда? Я недавно здесь, да и всё, что мне доверяют, так это читать проповеди, которые должны разжигать ненависть к Рейху.
...
- Ну же, партийцы Директории! – гулко взывает Форос к дикой толпе, поигрывая своим посохом, звезда которого перевернулась и от напряжения накалилась до состояния красного свечения, превратившись в клеймо, рассыпаясь адскими бликами на корпусе тела иерарха. – Я могу приступить ещё одной стадии Обращения в равенство? Народная мешанина тут же стала кричать: - Приступай! Приступай! Приступай! Кончиком остроконечного пальца Форос рассёк на спине покров одежды Пауля и его посох мелькнул в быстротечном взмахе и своим концом въелся в плоть, прожигая её раскалённым докрасна символом власти
...
- Понятно. Хочу тебе сказать, что четвертая стадия «обращения в равенство» хуже всех остальных. Пытки над ним продолжатся.
...
- Они дали людям зрелища, погрозили пальцем им через прилюдное членовредительство, а теперь будут работать на себя. - Да о чём ты чёрт тебя бы побрал говоришь?
...
Партия из него несколькими днями бесконечных пыток и издевательств, гипнотическими фокусами собирается… сделать «абсолютно равным» всем партийцам. Они из него выбьют личность, изничтожат его индивидуальность. - И он станет… как гвоздь в коробке таких же. Инструмент среди таких же инструментов, - мрачно для себя уяснил суть сказанного Юлей. – Прости, а откуда ты всё это знаешь?