Существуют разные виды социальной боли: позор, предательство, утрата, оскорбление, исключение из группы, одиночество, горе. Их общий элемент – неприятие. Остракизм является сильнейшим ударом по человеческому «я», который иногда называют «психологической смертью». (Не случайно св. Бенедикт считал «раскаленное клеймо отлучения» самым страшным наказанием для непокорных монахов.) По-видимому, эволюция сделала нас столь чувствительными к остракизму еще в те далекие времена, когда бродивших по планете людей подстерегали самые разные опасности. «Племя обеспечивало вас защитой и пищей, – объясняет Джорджия. – Для охоты необходимо пять или честь человек. Охотиться в одиночку крайне сложно». Если группа отвергала вас, это почти наверняка означало неминуемую гибель.
Вот почему развилась социальная боль: она играла роль сигнальной системы, предупреждавшей вас о проблемах в вашей социальной жизни и необходимости срочных мер. В этом смысле она не отличается от физической боли, которая тоже является сигнальной системой и не дает вам, скажем, трогать открытую рану или опираться на сломанную ногу. Боль информативна. «Иногда рождаются люди, неспособные испытывать физическую боль, – говорит Кип. – Они, как правило, умирают, не дожив до тридцати лет». Сегодня некоторые ученые считают, что социальная изоляция настолько губительна для человеческого организма, что риск смерти от нее сопоставим с риском смерти от курения.
Однако социальная боль есть нечто большее, чем просто сигнал тревоги. Мы также чувствуем ее, когда остракизму подвергается кто-то другой. Джорджия работала над несколькими исследованиями, в которых рассматривались реакции людей на отвержение другого человека. «Мы обнаружили повышение активности в той же зоне мозга, которая отвечает за ощущение собственной боли, – говорит она. – Наблюдать за тем, как это происходит с кем-то еще, оказалось столь же болезненно, как переживать это самому». Это иногда называют эмпатией. Считается, что мы чувствуем боль за других потому, что для нормального функционирования племени требовалась мотивация наказывать тех, кто обижал других его членов. «В социальной среде, столкнувшись с несправедливостью, вы, вероятно, попытаетесь ее пресечь, чтобы она не повторилась снова», – добавляет она.
Впрочем, мы ощущаем эмпатию далеко не ко всем. Профессор Джеймс Коун из Виргинского университета предположил, что мы сопереживаем людям, входящим в нашу ингруппу. При помощи функциональной магнитно-резонансной томографии его команда обнаружила следующее: когда помещенный в томограф испытуемый считал, что его друг вот-вот получит электрический разряд, участки мозга, отвечающие за реакцию на угрозу, становились более активными, как в экспериментах Джорджии. Но если угрозе подвергался незнакомец, повышения активности почти не наблюдалось.
Исследования, проведенные учеными из китайского университета города Шэньчжэнь, показывают, что мы реже сопереживаем тем, кто, по нашему мнению, имеет более высокий статус. Это, конечно, проявляется в том, что мы считаем себя вправе издеваться и быть несправедливыми по отношению к политикам, руководителям компаний и знаменитостям, хотя они тоже люди.
Вместе с моральным возмущением возникает и жажда мщения. В наши дни остракизм используется как оружие нападения ничуть не реже, чем в прошлом, а исследования социальной боли указывают на то, что она может иногда причинять столь же нестерпимые страдания, как и ее физическая разновидность.
«Антропологи считают, что остракизм помог построить цивилизацию, ведь страх перед ним держал человека в узде, – говорит Кип. – Но когда остракизм заходит слишком далеко, все становятся очень похожими друг на друга, потому что он наказывает разнообразие и креативность. В результате вы так сильно стараетесь ладить с окружающими, что начинаете бояться выражать свою индивидуальность».
В современной культуре этот эффект часто проявляется в социальных сетях, газетах и университетских кампусах: «Это можно увидеть повсюду, и среди леваков, и среди правых. Давление, вынуждающее людей к конформизму, очень велико, а несогласные немедленно подвергаются остракизму и жесткой критике».
