Любопытные люди

[dok34.ru]

Не поглощают - это лучше. Но ещё лучше - когда их нет совсем.
Имхо.

 

[dok34.ru]

Ложь и манипуляция видна? Когда гневом и криком вроде как берут верх?
Мы к вашей милости: просим, чтобы вы участвовали в складчине для того рабочего, которого сегодня рычагом пришибло.

Строитель стоял, не произнося ни слова, только румянец еще сильнее начал выступать на его лице — знак того, что просьба неприятно его задела.

— Я? — сказал он наконец. — А вы почему это ко мне с этой просьбой лезете? Разве я виноват в этом, что ли?

— И мы, пане, не виноваты, но, сдается нам, следует все-таки помочь бедному человеку. Он больной, некоторое время не сможет работать — надо же ему и старухе-матери чем-нибудь жить.

— Если хотите, помогайте, а я здесь ни при чем! Первому встречному лоботрясу помогай! Еще чего не хватало!

Разгневанный строитель быстро повернулся и хотел было уходить,

Понятно, что на этом строителе шапка горит. Нам, читателям.
А рабочим - может и видно, но страшновато заявить вслух..

 

[A.Sputnik]

Ну вот навязчивости, червячки, мысли всякие.. а альтернатива какая? Ты её видишь?

 

[dok34.ru]

...не надо ребёнка мучать школой! 🙂
— Прочь с моих глаз, чудовище! — орала жена. — Пусть тебя бог покарает! Пусть под тобой земля расступится! Иди прочь от меня! Ты, ты говоришь мне о сыне! У тебя был когда-нибудь сын? У тебя было когда-нибудь сердце?

— Послушай, Ривка, что с тобой? Послушай…

— Нечего мне слушать тебя, палач! Пускай тебя и бог не слушает на страшном суде! Разве ты слушал меня, когда я тебе говорила: не надо ребенка мучить школою, не надо ребенка пугать проклятой практикой… А ты все нет да нет! Теперь добился, добился того, чего хотел!

— Ну, что случилось, Ривка? Я ничего не знаю!

 

[dok34.ru]

Ух как наглядно! Ух какая бабушка!!
Против! Да, — думал он, — к этому, наверно, вскоре принудит меня и сам Герман: будет стараться теперь еще больше вредить мне».

Леон и сам не знал, с чего это ему пришло в голову, что Герман должен теперь непременно враждовать с ним. Он и наедине с самим собой откровенно не признался бы, что приписывает свои мысли Герману, что в его сердце закипает какая-то дикая неприязнь к Герману за обиду, испытанную в его доме, за разрушение его блестящих планов. Леон и сам себе не признавался, что это именно он рад был бы теперь навредить Герману, показать ему свою силу, «научить его уму-разуму». Он не вникал в причины, но думал только о самой борьбе, старался заранее представить себе ее способы, многочисленные случайности, неудачи, чтобы своевременно предохранить себя от них, чтобы поставить Германа в наиболее невыгодные условия, нагромоздить на его пути как можно больше препятствий. И по мере того как походка его делалась медленней, он все глубже погружался в свои мысли, все более тяжелые несчастья и потерн обрушивал на голову Германа, усмирял этого толстенького, спокойного, будто за каменной стеной схоронившегося богача, нагонял на него страх и наконец, перед самым входом в дом, свалил его совсем и вместе с его сумасшедшей женой выгнал из последнего убежища — из дома на бориславском тракте.

— У-у, так вам и надо! — шепнул он, словно радуясь их отчаянию. — Чтобы ты знала, ведьма, как выцарапывать мне глаза!

 

[A.Sputnik]

Док, Вас послушать, так все обиженные пацаны, в мыслях мстящие обидчикам, - бабушки бухтящие... И всё-таки когда бухтит бабуля "От ведь проститууутка!" и когда пацан думает "Вот вырасту и поколочу!" - разные вещи.

 

[dok34.ru]

Я про конкретную бабушку 🙂
Данте уловил, полагаю, или уловит.
А у других - таких бабушек нэма 🙂

Тоже интересный типаж. Нагляяядный..
Нанятый повар понимал в кушаньях гораздо больше, чем сама хозяйка, и ее советы и распоряжения принимал с вежливой улыбкой переставлять мебель и перевешивать картины ей скоро надоело; и вот началась новая, страшная пора ее жизни. Она прежде не знала, что такое скука, — теперь скука пронизывала ее до мозга костей. Она то слонялась по огромным комнатам, как неприкаянная, то сидела в кухне и болтала с прислугой, то лежала целыми часами на кушетке, то выходила на улицу и быстро возвращалась домой, не находя себе никакого занятия, никакой работы, ничего, чем можно было бы заполнить жизнь, слуги были с ней неразговорчивы, зная ее раздражительность, вспыльчивость. В гости она ходила редко, да и принимали ее везде очень холодно, и конце концов всякие посещения стали для нее мукой. В том новом кругу людей, в который так неожиданно ввело ее богатство мужа, она чувствовала себя совсем чужой: не умела шагу ступить, не знала, что говорить, не понимала ни их комплиментов, ни ядовитых намеков, а своими грубыми шутками и простыми замечаниями выбывала только смех. Скоро Ривка спохватилась, что она и в самом деле становится посмешищем в глазах этих людей, и совсем перестала бывать в обществе, перестала принимать у себя посторонних, за исключением нескольких пожилых женщин. Но и они вскоре были разобижены ее раздражительностью, внезапными необузданными вспышками и перестали у нее бывать.

 

[dok34.ru]

Классика! Коротко и ясно 🙂
Вот в такое-то время родился у Ривки сын — Готлиб Врачи вначале не надеялись, что он выживет. Ребенок был болезненный, непрерывно кричал, плакал, и слуги шептались между собой на кухне, что это не ребенок, а оборотень, что его «чёрт подменил». Но Готлиб не умер, хотя и не становился более здоровым. Зато для его матери на некоторое время свет прояснился. Она с утра до вечера бегала, кричала, суетилась возле ребенка и сразу почувствовала себя более здоровой, менее раздражительной. Тоска пропала. И, выздоравливая, Ривка тем сильнее любила своего сына, чем слабее и беспокойнее он был. Бессонные ночи, непрерывные волнения и заботы— все это делало для нее Готлиба более дорогим, более милым. Со временем мальчик как бы окреп немного, поздоровел, но уже и тогда видно было, что его духовные способности будут далеко не блестящи. Он едва на втором году начал ходить и в три года лепетал, как шестимесячное дитя. Зато, к великой радости матери, начал хорошо есть, словно за первые три года сильно проголодался. Животик у него всегда был полный и вздутый, как барабан, и стоило ему лишь немного проголодаться, он сейчас же начинал визжать на весь дом. Но чем больше подрастал Готлиб, тем држе делался его характер. Он всем надоедал, портил все, что можно было испортить, и ходил по комнатам, как неприкаянный, высматривая, к чему бы прицепиться. Мать любила его без памяти, дрожала над ним и ни в чем не прекословила ему. Ее неразвитый ум и чувство, которое так долго подавлялось, не могли указать ей другого пути для проявления материнской любви; ей и в голову не приходило подумать о разумном воспитании ребенка, и она заботилась только о том, чтобы исполнить каждое его желание. Слуги боялись маленького Готлиба, как огня, потому что он любил ни с того ни с сего прицепиться и либо порвать платье, облить, исцарапать, укусить, либо, если он не мог этого сделать, начинал кричать изо всей силы; на крик прибегала мать, и его несчастной жертве приходилось тогда еще држе. Хорошо еще, если дело ограничивалось бранью и побоями, а то случалось, что прислугу немедленно прогоняли со службы. Герман не любил сына, уже хотя бы по одному тому, что и в те редкие дни, когда бывал дома, никогда не имел от него покоя. Маленький Готлиб вначале боялся отца, но когда мать несколько раз яростно схватилась из-за него с отцом и отец уступил, мальчик своим детским чутьем почуял, что и здесь ему воля, что мать защитит его, и начал выступать против отца с каждым разом все смелее. Это бесило Германа, но он не мог ничего поделать, так как жена во всем потакала сыну и готова была за него глаза выцарапать. И это увеличивало холодность Германа и к жене и к сыну..
Выгодность болезни, выгодность плача и ...я ябедничества..

 

[dok34.ru]

Классика, продолжение и развитие. Психиатрия, по сути..
Но кто знает, может быть эти несчастные школьные годы были более тяжелыми и мнительными для Ривки, нежели для самого Готлиба. Прежде всего школа на большую часть дня разлучала ее с сыном и тем самым ввергала ее снова в бездонную пропасть бездействия и скуки. Вечные же слезы и жалобы Готлиба еще больше озлобляли и раздражали ее. Вначале она, словно раненая львица, ежедневно бегала к отцам Василианам, упрека па в несправедливости и неспособности учителей, кричала и проклинала до тех пор, пока ректор не пристыдил ее и не запретил приходить в школу. Потом она решила было настоять на том, чтобы отобрать Готлиба у отцов Васи-лиан и отдать в какую-нибудь другую школу, но скоро сообразила, что другой школы в Дрогобыче не было, а отдавать Готлиба в какой-нибудь другой город, к чужим людям — о то vi она и думать не могла без содрогания. Она металась в поисках выхода, как рыба в сети, и не раз целые дни просиживала на софе, плача и думая о том, что вот в школе в эту минуту, может быть, тащат ее сына, толкают, кладут на скамейку, бьют, — она громко проклинала и школу, и ученье, и мужа-злодея, который нарочно изобрел такие мучения для сына и для нее. Эти вспышки становились все более частыми и довели ее в конце концов до ненависти ко всем людям, до какого-то непрерывного раздражения. Теперь уже Ривка и не думала идти в общество или как-нибудь разогнать свою скуку; она слонялась по дому, не находя себе места, и никто из слуг без крайней нужды не смел показаться ей на глаза.

 

[Dantes]

A.Sputnik (28.08.2015, 15:10) писал:

Док, Вас послушать, так все обиженные пацаны, в мыслях мстящие обидчикам, - бабушки бухтящие... И всё-таки когда бухтит бабуля "От ведь проститууутка!" и когда пацан думает "Вот вырасту и поколочу!" - разные вещи.

Да, это совсем другое - бабушки бухтящие это хмм - они не считают себя главарями или повелителями, имхо. А здесь речь идет о власти. У моей бабушки - о власти, престиже, зависти, гневе, мести, подозрении кого-то в чем-то. Странно даже. Ничего не пойму.