" Светлана Васильевна, Вы были ребенком, когда началась война. Как Вам удалось перенести блокаду и выжить?
— Лютый голод был в декабре, январе, феврале — это было дольше, чем, по мнению физиологов, может выдержать человек. Это были самые тяжелые месяцы. В марте ситуация немного улучшилась. Во время блокады моя мама — учитель, занималась тем, что обходила дома и искала осиротевших детей — тех, у кого умерли родители. Фактически она спасала этих детей — без родных малыши были обречены на гибель от холода и голода. Мама отводила их в детский дом. Там о них заботились и кормили: давали горячую баланду (мучной суп) и кусок хлеба. Это было значительно лучше, чем 125 грамм хлеба, которые выдавали ежедневно «по талонам». Плюс к этому три раза в день детей поили чаем, чтобы они могли согреться.
Зимой отопления нигде не было — люди замерзали от холода, по полгода не снимали с себя одежду вообще. Естественно никто не мылся — в водопроводе воды не было, за ней взрослые ходили на Неву, и использовалась она только для питья и приготовления пищи. На набережной были горы трупов — человек приходил, набирал воду, поскальзывался, а встать уже не было сил. Время было страшное и очень тяжелое. Вам трудно это все представить. Да и, слава Богу, что Вы не знаете, что такое блокада.
Однажды моя мама не вернулась домой — пропала без вести. На следующий день учительница, которая так же, как и мама искала осиротевших детей, забрала меня в детский дом. Я была тогда в жутком состоянии, думала, что мама погибла — пропало желание жить. Потом выяснилось, что у нее случился голодный обморок на улице, добрые люди подобрали ее и отнесли в больницу, в палату для умирающих. Я бегала к ней из детского дома, носила ей баланду в детской кукольной чашке. Мне тогда казалось, что если я не буду этого делать — мама умрет. Она чудом выжила. Я сама тогда не умерла с голоду только благодаря детскому дому и бескорыстному подвигу воспитателей. Они нас просто спасли от голодной смерти. В детском доме были минимальные жизненные условия. Кто-то там выживал, но многие дети умирали — их приносили туда на руках с тяжелой формой дистрофии. Ампулы с глюкозой, которых было очень мало, вкалывали только умирающим — многих детей это спасало от смерти, они буквально воскресали на глазах.
— Помогала ли Вам вера во время войны? Как Вы сами пришли к Богу?
— Почти все, кто прошел через блокаду, пришли к вере. Почему? Да потому, что люди столкнулись с тем, чего они не могли объяснить, то есть с чудом. Потребность помогать ближнему выросла из горького блокадного опыта. Без взаимопомощи блокадники не смогли бы выжить. С годами мы осознали, что усвоенный нами спасительный принцип взаимной поддержки удивительным образом совпадает с христианской заповедью — и это не случайное совпадение.
Я пришла к Богу после войны. Для меня очень серьезным фактором была религиозность академика-нейрофизиолога с мировым именем Алексея Алексеевича Ухтомского, которого я знала лично — в детстве мама водила меня слушать его лекции. Окончив Московскую Духовную Академию, он заинтересовался некоторыми вопросами физиологии, которые религия ему не объясняла, и стал изучать эту сферу. То есть лучше, чем он, мозг тогда никто не знал. В то время, когда Алексей Алексеевич был университетским профессором, он принял духовный сан — стал епископом Алипием. То есть, изучив человеческий мозг, он не мог отказаться от Божественного начала в человеке. Этот факт лично для меня очень много значил.
Так вышло, что меня крестили в девятом классе не совсем по моей воле, когда мама была тяжело больна. Жить ей, по прогнозам врачей, оставалось недолго. Она не знала, кому меня оставить после своей смерти. Отец одной из ее учениц — очень верующий человек, пообещал ей, что позаботится обо мне, если я приму крещение. Мама меня тогда уговорила. Я крестилась, и после этого мама вдруг резко пошла на поправку. Произошло чудо.
Когда я подросла — пришла к Богу осознанно. Моя мама, видимо, была верующим человеком — она получила традиционное дореволюционное воспитание. Одна ее ученица рассказывала, что на уроках мама говорила детям о вере так: «Не спешите решать для себя отношение к религии. Потому, что наука не может доказать, что Бога нет, а Церковь не может доказать, что Бог есть. А сам Бог не считает нужным вам являться в каком-то образе. Подождите, с возрастом ваше мнение может измениться». Непонятно, как маму терпели за такие речи. Я уверена, что происхождение человека нельзя объяснить наукой. Более того, мне кажется, что наука никогда этого не поймет и не сможет объяснить."
Блокада, сегодня 80 лет со дня снятия блокады.
Тем, кто понимает или способен понять.
