Спойлер [+]
Борт № 12126 выполнял свой обычный рейс, правда, не совсем обычный, потому что происходило это в те времена, когда из меню летной столовой все чаще стал исчезать такой необходимый для летного состава продукт, как шоколад.
Учитывая, что молодым (и не очень молодым), растущим организмам, кроме шоколада, требуются еще и другие полезные питательные вещества, приобретать которые на скудное, не всегда регулярно выплачиваемое денежное довольствие становится невозможно, командование стало закрывать глаза на то, что по планам вместо специальных полетов стали выполняться 'коммерческие' - новый военно-авиационный термин. Средства, которые поступали от коммерсантов, немного скрашивали унылые будни авиаторов и обеспечивали финансовую мощь авиационных начальников.
Так вот, выгрузив очередную партию какого-то, очень нужного для Заполярья груза (может апельсины, а может прокладки 'Alwais'), экипаж начал подготовку к полету на аэродром базирования, прихватив попутно по числу посадочных мест десяток с небольшим пассажиров. Задраены все люки, началась подготовка к запуску двигателей. Проверяя готовность матчасти к полету и, одновременно, пассажиров, борттехник обратил внимание на дородную, пышногрудую, словно купчиха с картины Кустодиева, пассажирку, которая с превеликим удовольствием вливала в себя пиво прямо из бутылки.
Экипаж между полетами и в свободное от службы время, не нарушая летного режима, иногда употреблял этот напиток, так что все полезные свойства и побочные эффекты его потребления были хорошо известны борттехнику, поэтому он с галантностью испанского гранда сказал:
'Мадам, вы бы не слишком наливались пивом - туалета на нашем борту не предусмотрено, а лететь нам еще долго-долго!'
Внимательно оглядев с головы до ног усатого, крепкого телосложения, одетого в летный комбез мужчину, она небрежно, сквозь зубы буркнула:
'Как-нибудь вытерплю!' - и продолжила опустошение очередной бутылочки.
Борттехник был не совсем прав, когда говорил, что на борту не предусмотрено туалета. Для отправления членами экипажа естественной надобности 'малая нужда' при длительных полетах, да и просто для сбора мусора, на борту имелось любовно и мастерски изготовленное бортмехаником из банки под масло АМГ-10, такое удобное, легкое, звенящее изделие из блестящей, тонкой жести. Это изделие не входит в ведомость комплекта летательного аппарата, но без него летать было никак нельзя, поэтому оно располагалось на самом удобном месте, слева от входа в кабину экипажа, где на любом АН-12, исключительно из-за тоски по дому во время длительных полетов, всегда создавалось некое подобие маленькой кухоньки.
Полет проходил в штатном режиме. Каждый член экипажа выполнял свои обязанности. Автопилот уверенно вел летательный аппарат к очередному ППМ. Командир сосредоточенно ждал ситуацию, когда требовалось немедленно принять решение. Штурман вел свои исчисления, всегда готовый ответить на вопрос: 'Штурман, где мы?'. Правда, правый был занят явно не пилотированием. Он снял гарнитуру, чтобы не отвлекаться трепом экипажа, разложил какие-то бумаги, и что-то в них писал. Одно очевидно, что это был не конспект по МЛП, к этому времени она уже была забыта в ВС. Бортинженер, слегка прикрыв веки, внимательно наблюдал показания приборов, чутко вслушиваясь в размеренный гул двигателей. Ему помогал борттехник. Радист внимательно слушал эфир, изредка вздрагивая, а бортмеханик находился на своем месте, в кабине для пассажиров.
Уже остались позади и внизу Уральские горы, как вдруг в кабину экипажа, едва сдерживая смех и совершая над собой волевое насилие, - дело-то серьезное - вошел бортмеханик с докладом командиру. Суть доклада заключалась в том, что у той самой мадам неусвоенные организмом излишки пива требовали безотлагательного выхода наружу и она, мол, просит оказать ей в этом помощь. Весь экипаж мгновенно (за исключением 'правого') отключился от всех своих важных дел и принял живейшее участие в обсуждении 'чрезвычайной' ситуации, сложившейся на борту, используя, естественно, СПУ. Кто-то вспомнил о ведре-универсале, о биотуалетах тогда ведь и знаний-то не было, кто-то начал предлагать альтернативные варианты, мне кажется, что это должен быть Серега, он ведь ее предупреждал, а она: В общем, дело шло к забалтыванию проблемы, как вдруг раздался требовательный, настойчивый стук в дверь. Борттехник открыл дверь, и на пороге 'стояла она, шаловливо играя косой', а в другой руке держала за ручку ту самую банку из-под АМГ-10 и, стараясь перекричать шум двигателей, о чем-то начала дискутировать с бортмехаником.
Командир, надо отдать ему должное, едва взглянув на лицо пассажирки, выражение которого было как у того, из известного анекдота, вождя племени мумбо-юмбо перед кайфом, мгновенно принял единственное, правильное решение и сообщил о нем экипажу. Дав добро даме на выброс из мочевого пузыря остатков пива, бортмеханик протиснулся вперед к штурману и присел на порожек. Остальные члены экипажа, за исключением 'правого', который оставался не в курсе событий; он был по-прежнему увлечен своим делом, деликатно отвернулись, и лишь радист, старый ловелас, искоса наблюдал за происходящим и вел репортаж по СПУ.
Пристроившись за спиной у бортинженера, дама поспешно начала стягивать с себя предметы, препятствующие свободному выходу продуктов переработки. Едва не сорвав порядок подготовки, - организм-то не терпит - в тонкую стенку банки ударила мощная струя. Закончив процедуру, она с ведром гордо удалилась в кабину для пассажиров.
Естественно, к бортмеханику посыпались вопросы, о чем это он толковал с ней. Он ответствовал: 'Я, мол, спросил ее, что это она в пилотскую кабину приперлась, могла и в пассажирской справить свои дела'.
На, что она ответила: 'Нет, там я не могла, там же ведь были МУЖЧИНЫ!'. Раздался дружный, заглушающий шум двигателей, гомерический хохот, который напугал беднягу-'правого'. Схватив в охапку свои бумаги, он с недоумением взирал на корчащийся от смеха экипаж и немо вопрошал: 'Браты, а что случилось-то?'. Не знаю, удалось ли ему втолковать, какова половая принадлежность экипажа в полете, по мнению некоторых нетерпеливых пассажирок.
Половая принадлежность лётчиков 🙂