Любопытные люди

[dok34.ru]

Так держать, господа гусары, коты и проч и проч!
🙂 Цитата:

Гусарская баллада.

Разговором с Дацаном и Сапёром навеяло...

Гусары... Сколько легенд связано с этим словом. Какой бы ты ни был закостенелый прагматик и меркантильный человек, а и у тебя вспыхнут на мгновение глаза при этом слове. Гусары... Задиры, гуляки, отчаянные храбрецы, скандалисты и фаты. Такая концентрация отрицательных качеств должна была сделать их грозой и пугалом обывателя. А ведь, поди ж ты... Никто не пользовался таким уважением у мужчин и такой любовью у женщин, как маленькие, дерзкие кавалеристы лёгкой регулярной конницы. Гусары... Герои легенд и анекдотов... Один из них я вам сейчас расскажу.

Разведка ворвалась в деревню с ходу, нахрапом, едва не затоптав порскнувших в разные стороны кур. По всем канонам, правилам и уставам так делать, конечно, не положено. Но тот, кто соблюдает правила и уставы, тот может попасть в историю. Но в легенды ему не попасть никогда. В историю нашим героям попадать было не интересно. Они её делали и история была для них рутинной работой. Про легенды они тогда тоже не думали. Просто молодая кровь бурлила, жизнь была чертовски хороша, всё было просто и понятно, более того - весело и хорошо. Были они разведчиками по призванию, складу характера и профессии. Она так и называлась... Впрочем, начнём по порядку.

Буровой отряд геологоразведочной партии N... выдвигался в новый район работ. Большинство из прочитавших эту строчку, просто скользнуло по ней глазами. Название партии не сказало им ровным счётом ничего. Тогда это название не говорило ничего ещё большему проценту населения. Но те немногие, кто разбирался в вопросе, сразу понимали: партия 1-го ГЛАВКа. Уранщики. Если бы слово «элита» не было так замызгано лощёными хлыщами и педерастами различных видов, можно было бы назвать их элитой. Но не будем оскорблять хороших людей. Просто скажем, что 1-й ГЛАВК, это была серьёзная контора. Едва ли не любой работяга там имел 4-ю форму допуска. Самый мелкий техник-геолог 2-ю. А уж допуски маломальских начальников были украшены многочисленными нулями. Кадры туда отбирались отдельно, по критериям, туманным и непонятным. За полгода до выпуска, не дожидаясь защиты дипломов, в техникум, где учился один из наших героев, приехал невысокий седоватый человек, посидел у заведующего отделением, попил чайку, поговорил. Потом заведующий отделением, сияя как медный самовар, лично поднялся наверх к аудиториям, отловил кандидата и шепнув: «Я тебя рекомендовал», проводил его вниз в свой кабинет. «Покупатель» посмотрел на мордастого, вихрастого, рыжего, конопатого и мелкого кандидата и, отчего-то сразу подобрев, прямо спросил: «К нам работать пойдёшь?» Куда «к нам» тому по дороге, конечно объяснили. Рыжий напустил на физиономию приличествующую моменту серьёзность, сглотнул и сказал: «Ага». Больше он сказать ничего не мог - впал в ступор. Это было... Это было... Ну как бы это сегодня объяснить... И сравнить-то не с чем. Ну, вот, скажем, приводят выпускника школы милиции в кабинет, а там стоит командир группы «А» и спрашивает, не хочет ли юноша у них послужить? Нет, по нынешним временам слабо. Лучше, например, приводят выпускника экономического ВУЗа к декану, а там сидит Абрамович и говорит, дескать, освободилась у них вакансия олигарха, не желаете ли занять? Ну, где-то так. Про ГЛАВК я потом отдельно напишу. Скажу только одно, как основал его Лаврентий Павлович, так и работал он как часики до, и даже после крушения Союза. Этакий был сюр: кругом всё рушится, валится, страна разлетелась в клочья, а посреди всего этого бардака стоит налаженная машина и исправно тикает. Самое интересное, что при таком уровне секретности кураторов там вовсе видно не было. А первый отдел был представлен дамой необъятных габаритов и с наганом, которая занималась только выдачей и сбором секретных документов. Никаких политбесед, разговоров «по душам» и прочего контроля не было. Самое смешное, что никаких прав, льгот или красных книжечек с золотым тиснением не выдавалось. Но менты не забирали даже рабочих! Потому что в любом состоянии, любой самый распоследний работяга ГЛАВКа вёл себя с таким достоинством, будто он минимум наследный принц крови. Шут его знает, то ли манеры там выдавались вместе со спецодеждой, то ли аура какая была, только выделялся народ здорово. В деревне, в которой располагалась база партии жизнь била ключом. Снимались дрдожественные фильмы, двор детского сада был украшен резными деревянными скульптурами, горками, грибками, песочницами, качелями. Работал детско-юношеский клуб. Пацаны деревенские ходили в походы, сплавлялись по рекам, занимались борьбой. С них строго спрашивали за успеваемость в школе, помогали готовиться к поступлению в ВУЗы Свердловска. И всё это было на общественных началах. Как-то само собой. Народ в основном был степенный, женатый, но с шилом, пардон, в дре. В хорошем, правда, смысле этого слова. Но была в партии и молодёжь. Жила она на отшибе - в вагончиках, стоящих на краю огромного выпаса, рядом с партийной баней. А баня была, скажу я вам, ещё та! Отличная была баня. Парилка была сделана с любовью. Высокий полок, стены обшиты деревом и два выхода. Один - в моечное отделение, а второй в бассейн с холодной водой. Причём, вода внутри ходила струями. Сейчас такое называют «джакузи». Так вот, контингент этот, живший в том вагончике, назывался гусарами. И были они всеобщими любимцами. Многое им прощалось и сходило с рук. Хоть и стоял вагончик на отшибе, но иной раз слышно было ночью в семейных домах женский визг, пение, музыку, и всякие другие безобразия и шалости. Гусарит молодёжь, - говорили мужики с каким-то оттенком зависти. Женщины ничего не говорили, а просто вздыхали и шмыгали носиками. Кстати, ключи от бани формально хранились у истопника. Реально ими владели гусары. И даже сам начальник партии, когда желал попариться, вежливо интересовался, не помешает ли он? Не занята ли сейчас парилка? Хороша была гусарская жизнь. Красива. Но помимо красоты были в ней и обязанности. Простые и немного: просто работа должна была всегда быть сделана в срок, качественно и немного больше, чем положено. А когда сделана своя, надо было посмотреть кто нуждается в помощи и помочь, если таковой находился. Так же было моветоном вспоминать про конец рабочего дня и прочие буржуазные предрассудки. Тем более что день был официально ненормированным. Никто ни за кем не следил, но окна в керноразборке горели часто и допоздна. Ну а уж в поле... В поле гусары вообще из седла не вылазят. Только успевай поворачиваться. Вот и сейчас, когда буровой отряд геологоразведочной партии N выдвигался в новый район работ, когда длинная колонна передвижных балков, крытых буровых и машин техобеспечения двигалась по дорогам Зауралья, гусарский отряд был уже далеко. Их задачей была разведка и рекогносцировка. На сутки впереди основных сил, табун коней под капотом «Трумэна» ревёт и мечется, кунг болтает на ухабах... Передвижная геофизическая лаборатория несётся вперёд. В кабине трое: водила, техник-геолог и Андрюха. Андрюха кадр специфический. Отслужил срочную, остался на сверхсрочную, послужил прапором, потом уволился и пришёл к геофизикам. Какая у него была должность история умалчивает, но было ему года 23-25 и он был соседом геолога. Была у него ещё одна весьма отличительная особенность, но это в другой раз. Не при дамах. Геолог (техник-геолог, но мы будем писать коротко) только после техникума. Ему 18, впереди армия и весь мир лежит у его ног и жизнь хороша необычайно. Водиле лет 20. Итак, машина несётся по просёлкам, музыка орёт, гусары горланят песни. Вот так, с ходу, нахрапом, едва не потоптав кур и ворвалась разведка в деревню Косолапово, что в 10 километрах от казахской границы. Тогда почти символической. Почти, потому что всё же два мира она делила чётко. В России водка тогда была по талонам, да и то не купишь, а Казахстан, в силу своей вековой отсталости, о таких достижениях цивилизации, как талоны и не подозревал. И водки там было - залейся. Но это уже совсем другая история.
Итак, ворвалась разведка в деревню. Работа уже сделана. Место лагеря осмотрено, подходы-подъезды, ЛЭП, родник... Сеанс связи с начальством. Мы на месте, всё в порядке, к приёму отряда готовы. Вымылись, переоделись в цивильное. А теперь гуляем! Деревня наша на целые сутки! Суббота, танцы... Бабки, где клуб?! В клубе глаза разбегаются. Женское население от 15 до 40 в полном составе. Все разодеты, в боевой раскраске и стрельба глазами стоит такая, что даже гусары под таким перекрёстным огнём сперва стушевались. Да и было отчего. На весь этот цветник всего два кавалера. Лет 15-16. Вид гордый - не подступись. А остальные где? Ну ясно, борзый въезд не остался незамеченным. Сейчас ребята самогонку допьют и придут разбираться с визитёрами. Надо их опередить и объяснить, что главные силы на подходе. А там чуть не двести буровиков, шоферов и рабочих. Ребята все простые, большей частью тоже деревенские, грубого физического труда, отслужившие. Мало не покажется всему Целинному району области. Подходят они к этим двум ребятишкам и деликатно интересуются, мол, а где же все местные парни? Ответ повергает в шок и трепет: «А вот они мы!» Мужиков моложе 45-50 лет в деревне нет! После армии никто не возвращается. А деревня большая... Дальнейшее было совершенно неописуемо. Приехавший отряд был просто поглощён бесследно. Сначала балки по ночам пустовали. Только геологи оставались на таборе, потому что работали от зари до зари. Потом вернулись буровики. Они работали 8 через 16 и не успевали восстановить силы если не спали. Да и печень начала пошаливать. И только геофизические рабочие держались чуть дольше других. Потому что ухитрялись дрыхнуть на работе. Растянули «усы» на 3 километра и кемарят, пока операторы свои волны пишут. Их начальник собирал их утром на краю деревни, лежащих в ряд, выписывал очередной выговор и накалывал его на гвоздь. Сначала гвоздь был сотенный, потом полуторасотенный, потом двухсотенный, потом он это дело бросил. Надо отдать должное работягам: чтобы утром быть на работе они начинали выдвигаться из деревни заранее. Часов в 12, не позже. Но деревенская архитектура Западной Сибири играла с ними злую шутку. Дело в том, что там дома и заборы образуют сплошную стену вдоль улицы. И вот выходит он, сердешный, из окна и начинает движение к табору. Для удобства передвижения держится за стену. Доходит до окон следующего дома, оттуда появляются нежные женские ручки и втаскивают героя внутрь. Через некоторое время он выходит уже из этого окна и движется дальше. Но движется уже медленней. Видать устал. История повторяется ещё и ещё раз. Ближе к концу улицы он уже ползёт на четвереньках. Потом по-пластунски. И только когда его голова пересекает невидимую черту, силы покидают его и он теряет сознание рядом со своими товарищами. Приходи, начальник. Все собрались. В общем, через неделю-две все жили на таборе. А в деревню делали набеги, тщательно прорабатывая пути отхода, силы прикрытия и эвакуации. Из деревни, правда, тоже набеги делали. В полон угоняли. Но ничего, приноровились. Ходили потом своих отбивали. Так и жили. То те набегут, то эти налетят. Одно слово - Дикое Поле.
А потом... Потом они ушли дальше. И опять гусары, как им и положено, шли впереди. Но такого постоя больше у них не было. И хорошо. Уж больно печень потом ныла. Вода там что ли нехорошая была? Но легенда о деревне Косолапово жива до сих пор. Да и там, думаю, жива легенда об эскадроне гусар летучем. Редки они нынче, эскадроны-то гусарские. Да и обыватель не тот пошёл. Но было, было - пересеклись во времени и пространстве тот эскадрон и та деревня.)

 

[Dantes]

 

[dok34.ru]

грустно, но не слишком..
Дух Валумбе и дети. Рождественская история

В канун Нового года группа мужчин в тропической форме без знаков различия коротала время в большом ангаре. Ангар был с кондиционером, и там присутствовали минералка и пиво, причем, штабелями, что народ весьма радовало. И еще ребят радовало, что они, наконец, ждут оказию на аэродром и смогут справить Новый год дома, там, где снег и елки настоящие.

Но, помимо болезней и кусачих насекомых, Всевышний создал начальство, дабы жизнь подчиненным не казалась медом. Возможно, в этом есть какой-то высший смысл, например, в том, что чем реже ешь мед, тем он вкусней. Однако, воинские люди чувствовали от этого печаль и оскудение.

На этот раз в роли ограничителя меда выступил советник по политической части, и он заявил следующее... Что, мол, товарищи офицеры, только что выяснилось, что самолет будет послезавтра и, так как у вас на сегодня и завтра нет никаких дел, то надо помочь местному гражданскому населению осознать Новогодние праздники. Учитывая то, что вас тут в лицо мало кто знает, именно вам предлагается в роли Дедов Морозов обойти местные детские учреждения и вручить детям подарки. А о том, что существует некий Дед Мороз, раздающий подарки, дети узнали буквально на днях, ибо ранее данный персонаж народного фольклора был в этой местности не известен. Командир подразделения заикнулся было об отсутствии соответствующих костюмов, но замполит сделал руками успокаивающий жест и поведал, что в город накануне штурма, вместе с прочей помощью от ООН, поступил комплект костюмов Санта Клаусов. Командир пробормотал, что как-то не совсем политически верно вручать подарки будучи в костюме буржуазного Санты, на что снайпер Мишка, штатный и завзятый балагур подразделения, прошептал ему на ухо, что ции дити, вряд ли отличат Дiда Мороза от Санта Клауса, ибо до этого не видели ни того, ни другого. Короче, крыть было нечем, и ребята с грустной неизбежностью стали ждать солдат из комендантского взвода с костюмами, и костюмы появились. Народ радостно стал примерять шубы (естественно, сняв униформу, ибо декабрь тут был не слишком холодным - не больше 25 градусов... тепла). Примерка уже проходила достаточно весело, но когда Серега возмущенно взревел, а что это, мол, за сумасшедший Дед Мороз, растягивая в руках доставшийся ему костюм, народ буквально рухнул от смеха. Сереге достался самый большой костюм, и это оказалась не шуба Санты, а костюм оленя Рудольфа. Сам костюм был в виде комбеза, а голова с рогами откидывалась, как капюшон. Снайпер Мишка кричал, что он, наконец, знает як виглядає снігуронька цього американського Діда. Но тут смех прервал взрыв, раздавшийся в центре города. Телефон молчал, и мы на всякий случай проверили оружие с которым, естественно, не расставались.

А через четверть часа в ангар ввалился окровавленный офицер разведотдела Народной гвардии. Его буквально шатало от слабости, в руках он сжимал автомат без магазина, но фраза, которую он успел произнести, прозвучала достаточно четко:

- Компаньерос, там банда, они сейчас нападут на интернат, уведут детей в джунгли и будут убивать каждый час по одному ребенку, пока из тюрьмы не выпустят их главарей . Вы ближе всех, я послал бойца в штаб, но оттуда могут опоздать, только что была взорвана телефонная станция и еще одна банда штурмует комендантские казармы.

Подхватив оружие, мы, не успев снять дурацкие костюмы, выбежали из ангара в ночь.

А еще четверть часа спустя, местные жители, затаившиеся в домах, с привычным ужасом обитателей не раз взятого штурмом города, наблюдали страшную картину...

Бандиты выводили детей из интерната и собирались погнать их к автобусам, стоящим метрах в ста дальше по улице. Дети от шести до одиннадцати лет, но уже наученные гражданской войной, вели себя тихо, и старались выполнять все указания террористов, хотя делать это ребятам было нелегко физически...

В этом интернате были собраны дети-инвалиды минной войны. За последнее десятилетие эта многострадальная земля была густо засеяна противопехотными минами, и эти семена смерти собирали богатый урожай, в том числе и с детей. В первую очередь, у тех, кто выживал после взрыва, страдали ноги. И сейчас, хотя старшие дети помогали младшим, их цепочка, по мнению бандитов, шла слишком медленно, и на детей сыпались удары кулаков и прикладов. Старший из бандитов заорал в сторону автобусов, чтобы машины подали поближе к заложникам. Мол, а то эти маленькие ублюдки слишком медленно тащатся. Один из школьных автобусов зафырчал мотором и двинулся к зданию интерната, но, не доезжая, развернулся боком и заглох, и вдруг его окна озарились вспышками выстрелов.

Первые пули поразили пулеметчиков, но бандиты были опытной публикой и быстро сосредоточили огонь на автобусе. Дети, к счастью, сразу залегли, и тут из боковой улицы выбежала непонятная группа и, развернувшись в цепь, ведя огонь на ходу, пошла в атаку. Мало того, что атакующие были в костюмах Санта Клаусов, в центре группы бежал огромный олень с пулеметом, причем, его оторванная голова болталась сзади. С криками «Спасайтесь, это дух Валумбе!» часть бандитов бросились бежать, но далеко им убежать не удалось. Короткие очереди Калашей настигли всех. Главарь банды, будучи самым умным, успел залечь и заползти за угол дома. И это ему почти удалось, но пули настигли его и там, не убив, но обездвижив, ибо такой был приказ.

В процессе экспресс-потрошения, у бандита выяснили точку дислокации основной части банды, и на рассвете в джунгли ушел сводный отряд мстителей. С бандой было покончено еще до обеда, и пленных в том бою не брали, не достойна была эта мразь плена.

А вернувшиеся с победой ребята снова переоделись в костюмы Санта Клаусов, и пошли раздавать подарки детям, но Снайпера Мишки среди них уже не было: он так и не вышел из изрешеченного пулями автобуса, до последней секунды своей короткой молодой жизни, сжимая в руках родную СВД.

Год спустя, в Красном уголке того самого интерната, делегация ЮНЕСКО с изумлением обнаружила среди портретов вождей и революционеров картинку с Санта Клаусом. Дети объяснили, что это отважный революционер, друзей которого они знали лично. Они все носили такую же одежду, дарили детям подарки и спасали их от бандитов. А главным у них был дух Валумбе, с пулеметом, но его рисовать нельзя, табу

 

[dok34.ru]

История..небезынтересная 🙂
Привлеку внимание к "приступу стихийного целомудрия" , имеет смысл представить, смоделировать и обьяснить 🙂
Цитата:

История одного знакомства.
М. Глинка (с сайта submarine.ru)

... Замполит вдруг потянулся сладко и сказал:
- Имею рассказать вам береговую байку. Как ты на это смотришь, Афанасьевич?
- Это ты о чем? - спросил механик.
- Да так. Об истории одного знакомства.

Значит, было это, лет двадцать тому назад. Идет курсант по Невскому. И палаш на боку. Лето, август, поздний вечер. Ну часов одиннадцать, скажем, а то, может быть, и начало двенадцатого. Идет, значит, наш знакомый по Невскому и думает только об одном... Народу все меньше, девушки если и попадаются, то сугубо деловитые - спешат, смотрят в землю. Время позднее. Полное фиаско. А палаш, знаете ли, по ноге брякает, раздражает. Вроде напоминания о собстренной ненужности. Мол, вот я совсем ни к чему. Как и ты. Бредет он, адреса вспоминает. Здесь одна раньше жила, в том доме и сейчас живет, но там мама по вечерам дома, а те все на дачу уехали. Одним словом, дрдо, хоть иди в Адмиралтейство обратно на радость отцам-командирам. Невский пустеет на глазах. Обеднел город. Жители есть кое-какие еще, но все не те, ненужные. А палаш бряк-бряк, мол, зря ты меня из пирамиды вытянул да еще зачем-то вытер от смазки и снова намазал. К чему это, интересно, мы с тобой готовились? А настроение с каждым шагом у него все мрачней и дошло до такой степени, что и встреться ему сейчас подходящая девушка, если она глянет ему в глаза, то убежит, хотя, прямо скажем, собой он вовсе недурен.
- И видит он вдруг, что в телефонной будке стоит девушка, кружочек вертит, а сама глазами ищет что-то на улице. По нему скользнула глазами, чуть притормозила, но особенно разглядывать его не стала... И кажется ему почему-то, что не просто так она глянула. А девушка хороша. Светлые волосы, в крупных кольцах, гибкая, загорелая... Подожду, думает, поблизости, черт ее знает, что она там по телефону выяснит, может быть, ничего и не выяснит и у нее возникнут дополнительные вопросы... Так и случилось. По телефону девушка не дозвонилась, вышла из будки, и на лице у нее какое-то сомнение, назовем его мимолетным... Что же мне, мол, делать? Наш герой с саблей на боку тут как тут. "Извините, - говорит. - Не знаю, чем вы опечалены, но не могу ли я помочь?" - "Нет, не можете".. Первая тема на корню иссякла. Думал, думал наш герой и придумал. "Тогда, - говорит,-давайте познакомимся".- "Зачем?" - "По-моему, это необходимо",--"Почему же?" - спрашивает девушка. А что он может ответить? Потому, что он на корабле месяц просидел? Честнее всего, конечно, было бы так и ответить, но он, хоть и выглядел мужественным, палаш, знаете все же, на поверку таким не оказался. "А потому... - говорит, - потому..." И ничего сказать не может. Она улыбнулась. "Хорошо, - говорит, - вы пока думайте, а я пойду". - "Куда?" - очень умно спрашивает он. "Если вы не против, то домой". - "Нет, - говорит он, - я совсем не против".
- "Домой, - говорит, - пойду". - "Хорошо, - разрешает он, - но и я тоже с вами". - "Ко мне домой?"- оживившись, спрашивает девушка. Тут бы ему как настоящему мужчине и сказать: "Да, угадали". - Так нет, опять испугался. "Что вы, - говорит,-как можно такое подумать? Только провожу". Смерила она его взглядом - полагаю, что уничтожающим, - и говорит: "Ну что с вами делать: Проводите". Он и пошел рядом. Кто она?--думает. Пианистка? Пальцы очень развитые - когда она по телефону звонила, он заметил, как они вьются. А может, модельерша? Те вот так же ходят - ногу несут вперед и немного вовнутрь. О чем бы нам с ней потолковать? "Вы, - говорит,- читали "Капитальный ремонт"?" Поразить решил. "Нет, - она отвечает.- Я вообще к производственным романам с опаской".-"Да нет, - говорит, - это не производственный". - "А какой же?" - "Так, трудно сразу, сказать в одном предложении". - "Ничего, вы в нескольких".. - "И в нескольких,--говорит, - трудно". Она, бедняжка, растерялась, ей, видно, впервые такой ученый человек попался. "А тогда как же, - говорит, - можно о его содержании узнать?" - "Очень просто, - отвечает, - я вам его целиком могу пересказать".-"Всю книгу?" - "Да, -говорит,- всю книгу". И, не ожидая, когда она его попросит, принялся. Но, чтобы удобнее рассказывать, за локоть ее взял. Она человек воспитанный, прерывать его рассказа не стала, но локоток подергала, подергала и высвободила. Так ей, вероятно, удобней было. - Под ручку, значит, не вышло... Двигаемся, "Капитальный ремонт" рассказываем. На Владимирский повернули. На Владимирском еще темнее. "Знаете,!- говорит, - вам бы не споткнуться тут". И снова берет ее под локоть. А у нее глазищи огромные, смешливые. Остановилась, уперлась в него этими глазами и говорит: "Ну Что ж, только сами потом не жалейте!"- "Я?! - говорит. - Жалеть?!" - "Да, вы". И локтем его руку к талии прижала. "Пошли", - говорит. "Капитальный ремонт" на время засох. В горле какое-то першенье. Потому что походка у нее --мать честная! Раньше-то он только видел это, а теперь своей рукой чувствует. Рука отдельно живет у него теперь. К Владимирской площади подходим. Вдруг она у него спрашивает: "Вы торопитесь сейчас?" Он заблеял что-то. А девушка волосы головой назад, на спину швырнула и опять своими глазищами уперлась в него. То ли смеется, то ли всерьез. И на одной ножке качается. "Пойдемте,-говорит, - ко мне". Он молчит. Борется со стихийным, так сказать, целомудрием. Только дышать стал, как турбина, "Вы одна живете?" -говорит. "А вы как думаете?" Как он-думает? В половине двенадцатого ночи в гости зовет. Ясно, одна. Но догадливости своей ходу не дал. Как всякий, заметим, умный человек. Стоят около лестницы. "Пойдемте", - говорит она. Но ему все еще мало. "Как, - спрашивает,- вас зовут?" А она посмотрела на него и говорит: "Это-то вам зачем? Не все ли равно?" Он подумал немного и, видно, решил, что она права. По лестнице стали подниматься. У него нет-нет, да палаш и громыхнет. "Тише, - говорит она. - Мне с соседями не очень повезло". Идут, значит, по лестнице. Пришли к двери. "Снимите ботинки",- шепчет девушка. А он, вы его знаете, человек гордый. "Зачем?" - говорит. Как-то не совсем ему кажется гармонично- палаш, погоны, то да се, а ботинки в руках. Но девушка - чудо просто - загорелая, гибкая, лукавая. И еще - вполоборота к нему стоит и на пальчике ключик вертит. Не снимешь ботинки - стой здесь. Что делать? Стал снимать. А ножны по кафелю скребут, да еще шнурки на одном ботинке запутались. Он их, как настоящий мужчина в минуту страсти, рванул -и в пролет, вот, мол, смотри, какой у меня характер.
- Шнурки, значит, разрушил, ботинки в руках - сам стоит на цыпочках. Ваше, мол, слово. Она опять улыбнулась и шепчет: "Постойте минутку, я сейчас", - и тихонько ускользает в дверь. Но еще минуты не прошло, выскальзывает обратно. "Все, - шепчет, - в порядке! Пойдемте! Только тихо!" Бредут на цыпочках по длинному коридору. Задели за что-то палашом, состояние нашего героя не объяснить. Но ничего, никто не выскакивает. Дошли до двери в комнату. Она нажимает на ручку, вводит его на середину комнаты и шепчет: "Постойте тут!" - а сама отходит почему-то. Шторы глухие на окнах, какие-то зеркала поблескивают. И вдруг он понимает, что в комнате есть еще люди, да не один, не два, а много -и они везде, со всех сторон. Слышит, как кто-то, не она, прикрывает сзади дверь. И кто-то шаркает ногой впереди. И кто-то что-то шепчет... Что бы вы тут сделали, если вы настоящий мужчина? Не знаете? А он швырнул на пол ботинки и рванул из ножен палаш. И тут зажегся свет.... Длинный стол, углом. За столом человек двадцать пять... А на пустом паркете посередине - пятикурсник Высшего инженерного училища имени Дзержинского, в носках, на цыпочках и почему-то над головой палаш в желтой смазке... Стоит он, родимый, и руку не опускает. Как натурщик в Академии дрдожеств. А в комнате хохочут, со стульев просто падают от хохота. О чем наш герой думает? О ботинках. Один-то рядом, а второй он куда-то сам зашылыгнул...
- А дальше? - Что дальше? Дальше выходит девушка на середину и говорит: "Дядя Юра, выиграла я наше пари или нет?" И все гости орут: "Выиграла, выиграла!" А наш герой, хоть и занят поиском ботинка, видит, что между гостями сидит контр-адмирал. И контр-адмирал вместе со всеми хохочет. Оказывается, это дядя, и племянница с ним полчаса назад поспорила- сейчас, говорит, пойду, подхвачу на улице первого попавшегося моряка, и он сделает все, что я захочу. Ну адмирал - то ли забыл молодость, то ли не видел, что у него за племянница, то ли, напротив, шутник - и скажи ей: "Слабо! Не приведешь". Вот и все.
- Как все? Как все?
Нашел ботинок. Положил палаш на паркет, обулся. Завязал обрывки шнурка. Все. - Адмирал говорит: "Обулись, товарищ старшина первой статьи? Идите-ка сюда, присаживайтесь".

***
- Ты что, не понял? - спросил он. - Это ж зам рассказывал, как Петр со своей женой будущей познакомился.
- Ну да?
- Вот тебе и "ну да". Четверо детей у них. И все девчонки.
- А что, правда, хороша?
- Не то слово, - сказал Игорь. - Первая дама Заполярья была. Тут ничего зам не прибавил.
- А откуда он в таких подробностях эту историю знает?
- Да он ближайший Петькин друг, и семьи у них дружат. Наверняка Елена сама же десять раз все и рассказала, и наверняка при Петьке. Ну, Иваныч, конечно, наплел слегка, но в общем так, наверно, и было...

 

[dok34.ru]

Просто хорошие люди и мысли, в основном..
Цитата:

Разве вы не знаете, что любое обобщение признак легкомыслия?
«Черный обелиск» Эрих Мария Ремарк

Если человек запутался, или, например, у человека депрессия, или например, еще не депрессия, но уже муж Василий пахнет чужими духами, то нужно сесть и подумать. Жизнь можно поделить на клеточки и полосочки. Вот в этой клеточке у нас любовь к вишневому мороженному, а вот в этой - красный диплом матфака, а вот в этой - сонливость каждый ноябрь. Полоса белая, полоса черная, только подлец Василий ни в одну клеточку не помещается. Тогда можно пойти к специальному доктору, который обязательно выслушает и посоветует.

Она хохочет, и говорит: «Нет ты слушай, слушай! Год назад я прихожу к психологу, какое там прихожу, влетаю, хлопая дверью, без предварительной записи. Падаю в кресло и пол часа рыдаю про свои проблемы. В конце резюмирую, жизнь дро, Василий ничтожество, шарики не радуют, как жить, прощайте навсегда.

А, доктор, молодец, во первых не прервал меня ни разу, во-вторых вообще на дедушку Мороза похож. И отвечает:
- Женщина, не рыдайте, вы вот про бухгалтерский учет слышали? Так жизнь она, как баланс: актив, пассив, если откуда то убыло, то где то прибыло, ведь так же баланс работает? Например вы с Василием холодильник купили?
-Ну купили, - всхлипываю я.
-Это все активы, денег меньше, основных средств-холодильников больше.
-Неее, - говорю, -вы мне про другое, про нематериальные активы расскажите. Вот Василий мне вчера сказал, что уходит, забирает корзину картину картонку и маленькую собачонку раритетной породы, а заодно квартиру и кучера с каретой. Как быть?
- И хорошо, говорит доктор, пусть берет. Картину охранять надо, кучера кормить, лысую собаку вы и так за животное не считали, теперь у вас вместо активного Василия в пассиве есть капитал: жизненный опыт и сарказм. Опять же долгосрочные обязательства.
-Что, обязательства? – спрашиваю.
- А то что они меньше стали. К свекрови поди ездили?
-Ездили, - шепчу я.
-Товарищей по работе терпели?
-Тамбовский волк им товарищ, - шепчу еще тише.
-Ну вот, отлично, - говорит доктор. – Налицо существенная экономия жизненной силы. Сейчас валюту баланса увеличите, средств поднакопите - в разделе доходы будущих периодов, жизненным опытом воспользуетесь и The king is dead. Long live the king.
-Ну, хорошо, - утираю я подсохшие слезы, -спасибо, доктор, полегчало, куда вам гонорар положить, в актив или в пассив?
-А я не доктор, - обиженно сказал доктор, - я Петров, аудитор. Вот баланс ему годовой делаю. Доктор завтра будет, женщина»
- Дальше я помню, - смеюсь я, - ты встретила Того Который Сейчас На Рыбалке.

Эпилог:
Хотелось написать про выбор, про бытие определяет сознание, про дороги, про налево пойдешь коня потеряешь. Как, однажды, в детстве, не поможешь старушке дорогу перейти, а старушка потом сыну-строителю социалистического будущего мозг вынесет, что вся молодежь суть наркоманы и женщины древнейшей профессии, БАМ просрали, гонку вооружений в то же место. Строитель напьется и Вовке Сидорову из второго бэ на ногу кирпич уронит. Поэтому Вовку в подводники не возьмут и придется ему стать разработчиком программного обеспечения, уехать в Великую Британию и жениться там на англичанке с унылым и длинным как морковь лицом. А ведь судьба была нам с Вовкой-подводником прожить в Гаджиево или Гремихе, например, нарожать четверо граждан великого отечества и помереть на день военно-морского флота душа в душу.
И совсем другое, поэтому, будущее у человечества наступит. В космонавты будут брать даже с плохим зрением, любимую еду колбасу сыровяленую научатся выращивать как кукурузу в початках, где-то возле земного ядра откроют месторождение пепси-колы , пепси-кола будет идти из земли под хорошим напором, уже в меру охлажденная и газированная. Люди научатся передвигаться в пространстве мгновенно, с бодрыми песнями и на кварки при этом не распадаясь. Просто внимательнее нужно быть к своему предназначению, внимательнее. Особенно к незнакомым старушкам.

А про итоги, ну что про итоги. Итоги – это когда сначала фу как не нравится, а потом тройня. Или сначала дальновидный политик, грамотный управленец, хозяйственник, даешь мэра, а потом «Собяка-переизбирака». Или итоги – это когда два старичка идут аллеей, дедушка, уже хрупкий, но с твердыми веселыми глазами, держит за птичью костистую лапку в кольцах бабушку и говорит: «Даже если б женился на Веронике Афанасьевне я все равно бы изменил ей с тобой. Любимая»

 

[dok34.ru]

Хорошие люди, разбавлены парой нехороших 🙂
Цитата:

"Еврей разъеврейский"

На днях в Одноклассниках пришло письмо от бывшего солдата, служившего со мной в Афгане: «Привет, командир, спросил тут у Х. не еврей ли Л., так он взъярился, разными словами обложил... иди, говорит, мол, на др, сам ты еврей разъеврейский, а про Л. чтобы я от тебя больше никаких гадостей не слышал, он мужик настоящий, таким бы всем...»

Солдат работал тогда пулеметчиком, сейчас электрик под Вяткой, Х. и Л. - офицеры нашего парашютно-десантного батальона, стоявшего тогда на юге Афганистана под Фарахом, затем в Гиришке, контролируя стратегический мост через реку Гильменд. Офицеры уже в отставке, днем ходят куда-то в пиджаках с галстуками на работу в разных концах отечества, а по воскресеньям и отпускам ловят больших рыб и охотятся, как и положено честному офицеру на пенсии. На фотографиях в Одноклассниках большие рыбы и головы убитых кабанов обязательно представлены вперемешку с головами офицеров.

Лейтенант Л. (тогда лейтенант), действительно, «еврей разъеврейский» и по довольно частому у евреев имени, и по классической фамилии, и по внешности. До сих пор не понятно, как он попал в «элитные войска» - ВДВ, элитность которых, впрочем, заключалась в том, что их совали куда ни попадя во всех бесчисленных конфликтах и войнах второй половины 20-го века, взваливая на них всю тяжесть войны. Говорят, евреев туда не брали; про него же потом говорили, что у него была какая-то там рука то ли в штабе ВДВ, то ли в Минобороны (фига себе рука — послать сразу после выпуска в Афган!), и от этого, мол, его и приняли в училище. Сейчас кто-то мне сказал, что, вроде, иной раз брали именно в ВДВ... Я, правда, кроме него никого больше не видел.

Надо сказать, что про евреев знали мы в те времена немного, как впрочем, и латышей от эстонцев не очень-то отличали. Гордиться, понятно, нечем, да ведь армия не университет, солдату лишние знания ни к чему, да и офицеру, пожалуй, тоже. Все лишние знания сосредотачивались обычно в головах замполитов. Нас же интересовали лишь две вещи — хороший ли кто-то воин и хороший ли он товарищ, остальное - от лукавого. Национальность в определениях качеств человека не присутствовала, или, по крайней мере, присутствовала далеко не в первую очередь. Тем более, такая национальность, как еврей; ну, грузин еще понятно; пожалуй, и национальность «прибалт» понятна (про чеченов тогда еще не знали), а кто такой еврей — даже и не вполне понятно. Если бы тогда кто-то сказал, что Л. - еврей, его бы просто не поняли по той лишь причине, что сказанное не несло никакой информации. Да и вообще-то ВДВ были довольно-таки однообразны в смысле национальностей: русские, украинцы, белорусы — это как водится, попадались обрусевшие татары (не из Татарии), бывали марийцы, чуваши, мордва, но их от русских не отличали, из кавказцев были только осетины. Этнографию особо не поизучаешь, не пехота (мабута).

Лейтенант Л. - был редким человеком, даже уникальным. В нем сочетались качества, которые обычно в людях вместе не существуют. Ну, должно же быть в человеке одно за счет другого: сильный и добрый, но собой не орел, да и умом, например, не вышел. А в Л. было все: он был красив (не просто хорош собой, а именно красив), хорошо сложен и спортивен, ловок, умен, распорядителен, скромен, да еще и хороший товарищ. Ну, про так называемую храбрость, она же смелость, можно не говорить. У нас там не храбрых не было, все «нехрабрые» какими-то мелкими отверстиями утекли из батальона, стоящего посреди пустыни (кругом только шакалы и душманы), на различные базы, складыи госпиталя, остались только одни храбрые. Да и вообще храбрость у нас никак не называлась, для нее не было слов. Для трусости, страха были слова - «очко взыграло», «забздел», «ссыт» и т. д., а для храбрости и отваги слов не было. Солдат должен быть храбрым по уставу и присяге. Не храбрый солдат — противоречие в основании. Поэтому, например, словосочетание «храбрый офицер», особенно если это офицер ВДВ, звучит даже немного издевательски... А какой же еще? Это просто тавтология.

Л. был скоего рода "Князь Мышкин" от ВДВ. Только у князя Мышкина все же были недостатки: наивность, нерешительность, недоделанность, неписпособленность, а у Л. почти не было. По крайней мере не было того, что можно инкиминировать князю Мышкину.

Мы с ним дружили, нас сближало, что оба почитывали стишки (десантный офицер, читающий стихи — дело подозрительное, а если сразу двое — это заговор), но по большей части мы встречались с ним вечерами на спортплощадке и вместе тренировались. Вот сейчас мне это кажется даже фантастическим — после дня, наполненного боевой работой, тактическими занятиями в горах, всякими хлопотами и главное — жарой, нам всего это не хватало — вечерами мы еще тренировались на спортгородке. И не мы единственные. Молодость, ретивое было неуемное... Я был мастер всяких силовых выкрутас, в железяках мне не было соперника, но вот, например, подтягиваться на одной руке я не умел. Он предложил систему тренировки, по которой я-таки подтянулся несколько раз. Попутно мы, разумеется, болтали... О девицах — все тайны навыворот, как обычно в молодости между друзьями, о том что мы будем делать «в Союзе», что будем есть, что пить, куда ходить с девчонками.. Мысли десантного офицера прямы и просты как парашютная стропа... О войне, разумеется, разговаривали... Война это профессия, к ней мы относились с азартом и даже я бы сказал с удовольствием... Война это весело... држе торчать все время на базе и давить вшей... О том, что в нашем возрасте и не без способностей можно было бы вообще не торчать ни на базе, ни в Афганистане, нам даже и в голову не приходило, мы же избрали это своей профессией. Мы служили в разных подразделениях, он в 8-й роте, а я в минометной батарее и днем мы не виделись. Только вечером. Иногда же мы вместе воевали, то есть меня как арткорректировщика придавали их роте, и тогда мы с ним набалтывались всласть, валяясь несколько дней в одних и тех же ямах на ночевках и привалах в промежутках между пальбой. Ну и говорили как всегда о стихах, о девицах, о еде и воде...

Однажды он высказал одну философическую мысль, которая меня удивила, но запомнилась. Он сказал, что, мол, плохо, что человек хочет есть всего примерно три раза в день, лучше бы если чаще — больше удовольствия. Я спросил: «А если жрать нечего?» Он ответил, что об этом он не подумал, хотя это была ситуация, в которой мы оказывались довольно часто.

Просто еда, вода и сон — были самыми доступными и самыми важными радостями на войне.

Его замечательный набор качеств, в конце концов, оценило и батальонное начальство (а выше начальства у нас там и не было), да только в неудачный момент... Новый комбат входил в курс дела, да его еще вызвали зачем-то в Кабул, а всем заправлял новый же начальник штаба, который был в Афгане на 2 месяца больше комбата. Кажется, он очень хотел выслужиться и изо всех сил использовал отсутствие комбата. В армии, на войне беда бывает часто даже не от трусости, например, или нераспорядительности и головотяпства, а от глупости, приправленной тщеславием, которая, тем не менее, предполагает даже смелость. Ну, вот это тот самый случай. Майор (начштаба) был туп, но смел и тщеславен, предприимчив, и замыслоон хотел использовать свой шанс. Ему дали пару недель порулить батальоном. Орудием своих наполеоновских замыслов он избрал взвод лейтенанта Л.

Каждый день поутру начштаба выезжал с базы батальона на трех бронетранспортерах лейтенанта Л. и с какой-то малопонятной целью колесил по окрестностям. Он встречался с офицерами афганских спецслужб, что-то вынюхивал и что-то замышлял, должное его прославить в отсутствие комбата. Все опытные офицеры, в том числе и я (мой срок службы в Афгане подходил к концу) понимали, как это опасно — каждый день выезжать с базы в одно примерно время и примерно в одном и том же составе. Да и мотаться потом.. здесь по окрестностям — насквозь душманским... Один из главных законов безопасности на войне, а в особенности для батальона, стоящего на виду во враждебном окружении, гласит: никогда не повторяй своих действий больше двух раз. Он нигде не записан, кроме как кровью солдат, давно уже впитавшейся в песок. Майору об этом говорили опытные офицеры, да он впал в главный армейский транс — самодурство, своего рода защита слабых натур от тяжести существования, наорал на говоривших, обвинил их в трусости, и все стали со злорадством ждать развязки; сочувствовали только Л. и его солдатам — заложникам ситуации. Мнения Л., понятно, никто не спрашивал, он просто выполнял приказ; но это армия, а не собрание кооператива, изменить ничего было нельзя. Л. не држе других понимал, как это опасно, а заодно и как бессмысленно, оставалось лишь быть в постояной готовности и постараться хоть на немного опередить нападавших. Он бы мог, конечно, как-то откосить, сказаться больным... Но тогда послали бы другой взвод, других солдат, ведомых его товарищем-взводным, например Х.

Все случилось на четвертый их выезд (что-то даже долго духи выжидали, дивились, наверное, тупости русских), когда взвод заехал за гору вне пределов видимости наблюдателей из батальона и даже за пределами досягаемости артиллерии, на них напали. Мы услышали доклад Л. по радиостанции: засада, две машины подорвались, огонь с двух сторон — с гор и кишлака. Вертолеты взлетели, рота заметалась, вскакивая на бронетранспортеры — идти на подмогу, послали и минометчиков, то есть меня. Вертолеты оказались бесполезными — стрельнуть некуда, не угодив по своим, засада была сделана умело, все учли. Вертолеты продолжали кружиться для острастки, постреливая куда попало безо всякой пользы, наблюдая за тем как духи расстреливали взвод. Это самое тяжелое: видишь, как гибнут товарищи, а помочь не можешь. У Л. оставалось только одно: ждать подхода своих, а это минут 30-40 боя. Это много. Мы гнали как только могли. Лица у всех напряженные, готовые к войне. Я сидел на броне со своими минометчиками, меня трясло от нервной лихорадки.

Духи все-таки молодцы, стоит отдать им должное, идеально все продумали. Когда мы доехали все, что можно, было уже сделано — два бронетранспортера горело, у Л. было несколько трупов и много раненых, включая и его самого, и даже удалого майора — начштаба. Ранения, впрочем, не были серьезные ни у того, ни у другого — легкие осколочные. Но были и тяжелораненые. Это был итог бредовых затей и болезненного тщеславия.

Духам после такой удачи осталось лишь красиво отойти, что мы им и пытались помешать сделать. Я расставил минометы и начал палить по горам и арыкам, по большей части впустую. Вообще стреляло все, что у нас было — во все стороны. А что еще оставалось? Потом рота прочесала окрестности, чтобы как-то разобраться в содеянном. Были найдены несколько душманских трупов и, как ни странно — одного подраненного душка удалось даже взять в плен с автоматом.

И дальше эта ситуация развивалась так: мы с Л. и еще несколько офицеров, участников спасательной операции стоим в строю перед мазанкой штаба батальона. Привели пленного. Начальник штаба вдруг взъярился, он видимо стал осознавать, что он натворил и что за это ему обязательно придется ответить (за неоправданные потери в Афгане строго спрашивали), и тут на него напал какой-то психоз. Он схватил душманский автомат — наш старый АКМ и стал бить пленного духа прикладом по голове, крича при этом что-то громко и бессвязно, типа: «Ты, др, наши ребята, погибли из-за тебя, что я скажу их матерям и проч...» Наверное, это была какая-то демонстрация для нас то ли своих благих намерений, то ли патриотизма в принципе. А может просто псих навалился от страха уже за себя. Так бывает довольно часто с уголовниками, ,называется «сыграть психа».

Смотреть на это было неприятно. Лицо человека не предназначено для того, чтобы по нему долго бить прикладом, это лишь в фильмах показывают, как по лицу главного героя колошматило много прикладов, потом еще танк проехал, а потом он встал и как ни в чем не бывало отделал обидчиков. А в жизни достаточно бывает и одного удара. Кости трещали офицеры стояли и хмуро молчали, глядючи на это и с презрением, и с отвращением. Я не помню, чтобы у нас в батальоне кто-то сознательно и целенаправленно издевался над пленными. Пленных иногда использовали для переноски грузов в бою, когда надо было долго идти, или если это была обуза, расстреливали, но никогда не били. Если они были возможным носителями информации — их передавали специальным органам и там их, возможно, допрашивали всякими способами, но мы этого никогда не делали. Мне кажется, у нас это все считали делом недостойным солдата. Понятно, что так можно с уверенностью говорить только о себе, но все равно — я больше не помню другого такого такого случая.

Почти у каждого из стоящих в строю офицеров уже был конфликт с начальником штаба по той или иной причине; при этом он сразу впадал в истерику, в крик и обвинял во всех тяжких - трусости, неисполнительности... усугублять конфликт никому не хотелось. Смотреть было отвратительно, но ведь дух, в конце концов, враг и, действительно, только что стрелял в нас и наших товарищей. Да и всем было ясно, что остановить начштаба сейчасто можно было, лишь тольже о огрев его прикладом по башке. А это было делом подсудным. Дух уже хрипел, а офицеры сопели, уткнув глаза в песок.

Первым не выдержал именно Л. (хоть в строю были и старшие по званию и должности, поперек которых в армии лезть не принято), правда у него как раз было определенное моральное преимущество перед всеми, перед майором в особенности: больше всего начальник штаба своими авантюрами рисковал именно его жизнью и жизнью его солдат, они и расплатились.

Хватит! - он выскочил из строя, схватил начштаба за руки, вырвал автомат и оттолкнул его. - Хватит уже...

Физиономию начальника штаба перекривило от неожиданности и гнева... Лейтенант бросается на майора перед строем...

Да ты, да ты, блять... - надувался НШ перед взрывом.

Но Л. спокойно и твердо смотрел на начальника:

Хватит уже, товарищ майор, - и с силой швырнул душманский автомат под ноги начальнику штаба, а потом вернулся в строй.

Мы смотрели на майора, уже готовые, если надо вмешаться и поддержать товарища (что по военным понятиям еще држе — заговор). Но тот, окинув взглядом наши ненавистливые презрительные глаза, понял, наверное, что сейчас он может огрести и от собственных офицеров. Он как-то разом закрыл рот и обмяк. А потом вдруг закрыл лицо руками и заплакал: «Наши ребятишки, наши ребятишки, что я скажу их матерям...» - повторял начальник штаба. Смотреть на все это было уж совсем невмоготу, офицеры тихо разошлись без команды. Майора увел куда-то замполит, а духа санинструктора унесли перевязывать.

Начштаба затем куда-то упекли на наше счастье, неоправданные потери никому с рук не сходили обычно.

Забавно, что в оценке Л. как товарища и офицера сходились все или почти все, по крайней мере, все, кого я знал. Время от времени повторялась и ситуация с его еврейским происхождением... ну в таком — комическом ключе, по-десантному, так сказать. Прошло лет десять или чуть больше после описанных событий, я уже отучился по-новой и работал в одной из московских газет. Товарищи мои по войне и военной учебе многие перебрались в московские штабы, выслужились, но жизнь была несладкая, армия рушилась, ее оплевывали — начало 90-х. Иногда мы встречались, они заходили ко мне в редакцию, в чинах уже были от майора до полковника, ритуально напивались, вспоминали бои и походы, боевых товарищей. Многие из них прошли к тому времени уже по несколько войн, да кое-что еще было у них впереди, - такая профессия. Редакция во время этих пьянок ходила ходуном, но офицеры охотно присматривались к живым журналистам, которых обычно пугаются, а журналисты к офицерам.

Никто из наших не мог сказать куда подевался Л., пропал куда-то — ни слудр, ни дудр. Однажды у меня сидел офицер, с которым мы вместе служили именно в том батальое в Афгане, нынче он служил уже в штабе ВДВ в чине подполковника. Он был как раз замполитом той роты, в которой служил некогда и Л. Мы пили, болтали в широком кругу журналистов, подполковник вписался идеально, травил воспоминания «о доблестях, о подвигах, о славе». Потом речь зашла о еврейском заговоре и засилье евреев, ну как обычно... в 90-е это был существенно более частый разговор, чем теперь. Тогда, как я понимаю, этому сильно способствовали телевизор и «демократическое окружение» Ельцина. Подполковник живо включился; видимо, перебравшись в Москву, появилось время, начитался «литературки». Какой-то новизной или изысканностью его тезисы не отличались, но меня поразило, как бойко он их излагал, как будто прежде выучил наизусть. Это был уже не слишком оптимальный поворот темы для нас и для подполковника, про подвиги у моего товарища получалось лучше и, чтобы как-то его охладить, я неожиданно спросил: «Слушай, Серега, а вот скажи — Л. еврей или нет?»

Подполковник осекся и по открытому рту было видно, что мысль, которую он начал думать, оказалась для него нова. Потом он закрыл рот, облизнул пересохшие губы (мысль трудна) и сказал почти с негодованием: «Да ты что, Леха, одрел что ли? Л. в евреи записать... Ну ты, блять, даешь!»

Я не унимался: «А кто же он, сам подумай — и имя, и фамилия, да и внешность тоже?»

Он опять облизнул губы и уже очень решительно отчеканил: «Ты, Леха, давай не умничай здесь, с мысли не сбивай. Если уж у тебя даже Л. евреем оказался, то ты уже совсем одрел здесь на новой работе, журналистика тебе впрок не пошла...» Потом еще через паузу: «Ну, даже если и так... мы же здесь не о таких евреях говорим... Да и вообще, Л. может быть хоть китайцем, это ничего не меняет...»

Разговор «о жидовском заговоре», как я и предполагал, стух, а мы еще выпили «за настоящих офицеров», а за Л., который неизвестно где пребывал - в особенности

 

[Мурзик]

Ну раз тута смишныя истории))

Кто не был в Европе,остерегайтесь туалетов, не по нашим мозгам они! В Штутгарте малая нужда заставила зайти вечером в уличный общественный биотуалет.


Одноместная кабинка, очень аккуратная,блестящая, чистая, напичкан датчиками и
управляется компьютером. Бросаешь в прорезь двери монетку 2 евро, двери автоматически
открываются, зажигается свет,заходишь, двери закрываются. Ну сделал я свои дела, нужно выходить, а кнопки для открытия двери никакой нет. Инструкций тоже. Что тупой что ли, инструкцию по пользованию сортиром тебе писать? Включаю свою логику, как немцы программу управления написали, зашёл - поднял крышку унитаза, слил воду, закрыл крышку. Может датчик какой заело? Повторяю процесс.Дверь не открывается. Может на крышку сесть надо, потом встать, потом слив воды? Повторяю процесс. Дверь не открывается. Так. Что забыл? Может руки помыть?Ещё раз повторяю процесс сначала.
Подношу руку к крану, датчик срабатывает, вода течёт, потом автоматически выключается,
в надежде и с грустью смотрю на дверь -не открывается. Перспектива ночевать в навороченном немецком толчке меня не вдохновила. Кричу своему товарищу, оставшемуся снаружи (везунчик): "Женя,эта зараза меня не выпускает!" Он пытается дать взятку туалету, засовывая монетку в прорезь. Автомат не умолим, не берёт, и всё. На пинки и удары тоже не реагирует. Женя кричит: "Держись, сейчас полицию вызову!" От нечего делать, повторяю процесс, умываю руки, включаю фен... фен выключается, дверь открывается.
Потом где-то прочитал историю, как чувак в такой же навороченный туалет во Франции ходил. Заплатив положенные сантимы,наш соотечественник не мог и предположить, что всё внутри кабинки является стерильно чистым, а по сему, как и положено чистоплотному гомосапиенсу, залез ногами на унитаз... В компьютерных мозгах туалета нестыковка: датчик пола отключен, значит, человек вышел, вода не слита, что-то не так, включил дезинфекцию. Чувак на горшке сидит, свои дела делает, а тут свет выключился, и на него душ из дезраствора как ливанёт! Он с унитаза спрыгнул, компьютер вообще заклинило: дверь закрыта, а человек появился?! И завис, предварительно включив сушку струями горячего воздуха...
Несколько часов спасатели резали вандалоустойчивые двери автогеном,вытаскивая обезумевшего бедолагу из цепких лап парижского туалета. Так что я ещё легко отделался.

 

[dok34.ru]

Тут не совсем "смешные истории", читайте внимательнее 🙂

Про "автоген" - не очень верю, это же не банк 🙂 Но суть передана верно, конечно 🙂
Можно теоретически отнести и эти истории к "добрым людям" наверное 🙂

 

[dok34.ru]

на точке юный лейтенант...
Специфика поставленных войскам ПВО задач заставила создать некую "точку", состоящую из четырёх жилых вагончиков, парочки кунгов(на кирпичах), постройки для генераторов, навеса для УАЗика и одиноко стоящего сортира-кукушки. Точка была равноудалена от Устава, города, начальства и цивилизации. В город можно было съёздить, начальство тоже изредка, но появлялось, цивилизация давала знать о себе по телевизору и только до Устава было вечнодалеко, как до Северного полюса через Южный.

Хозяйством посменно командовали четыре офицера. Один из лейтенантов, по имени, ну скажем Артур, был человеком относительно новым. Из-за специфики службы (славное словосочетание) на точку попадали в основном молодые младшие офицеры. При появлении капитана расслабившийся личный состав срочников (пятеро) мог от неожиданности получить нервное потрясение и выйти из строя войдя в благоговейный ступор. Потому офицеры выше старшего лейтенанта появлялись там только в особых случаях. Жизнь на точке и тонкая вязь отношений между бойцами и командирами были достаточно удобными для всех заинтересованных сторон. Маяки работали, территория чистилась, провизия регулярно подвозилась, а большего никому ничего от службы и не надо было. Об отдании чести солдатики (в основном старослужащие) в принципе не беспокоились. Старались не запускать на всякий случай щетину и регулярно чистили сапоги. Рай в отдельно взятом подразделении войск ПВО да и только.

Васёк выделялся среди бойцов-срочников тем, что был водителем. Единственным на точке. К тому-же дедушкой, многое повидавшим и обо многом молчавшим. С господами офицерами у него сложились достаточно доверительные отношения, которые оплачивались поездками во внеурочное время в город с различными поручениями. Ну, например, свозить тёщу на рынок. Или, например, транспортировать цветной телевизор Рубин из магазина в жилгородок. Или, например, смотать на явку и взять ящик Токайского. Или смотать на явку, например, и взять ящик Токайского, например, впридачу к девочкам, например. Один из вагончиков, стоявший на отшибе был оборудован под рабочий кабинет - оборотень. Грубо говоря, товарищи лейтенанты (и холостые и женатые), пользуясь неким удалением этого вагончика от центра событий предавались там любовным утехам с городскими девочками и сладким возлияниям. Чтобы окончательно принять Артурчика в свою кампанию и повязать его порукой, лейтёхи-старожилы решили подкатить женатому новенькому смазливую девочку.

В тот дождливый вечер Васёк был бесцеремонно отогнан от телевизора и снабжён деньгами и инструкциями. Всё шло гладко, как обычно, и стараясь успеть к очередной серии "Семнадцати мгновений весны" Василий гнал лошадей на пределе. Пока лошади не сдохли. Три девочки, так счастливо щебетавшие на заднем сиденье умолкли вместе с двигателем и в растерянности разглядывали из запотевшего окошка хмурый дождливый ночной пейзаж. Настроение в машине упало ниже нуля и одна из бутылочек Токайского пошла на его поднятие. Расчувствовавшись от винца Васёк журил девочек за занятия блядством, призывал их опомниться. Потом забил и принял решение пробиваться с боем. До точки всего три километра, но все они - в гору. Надежды на попутку совсем мало - эта дорога вела (кроме точки) в отдалённый колхоз, где асфальт и следы разума бесцеремонно исчезали. Скатив машину с дороги в глубокий кювет водила глубоко вздохнув взвалил на плечо ящик с вином, призывно махнул рукой и караван несколько растянувшись в темноте пошёл в гору.

Слегка подвыпивший Васин тёзка, гордый колхозник в зимней тельняшке тоже гнал лошадей. Раздрнный КАВЗ подлетая на ухабах и виляя как пьяный лось пытался штурмовать подъём. Мотор ревел во второй передаче, пассажиры-колхозницы, смена с птицефермы, мирно дремали в салоне, пропахшем индюшачьими фекалиями. Вдруг свет фар выцепил из темноты странный караван.
- Ну, прям этот, из Белого солнца пустыни, с любимыми жёнами, - захохотал ещё один Вася, ветеринар. -Тормози штоль - видишь, неувязочка у людей.
-Да ё, тормознул бы. Да только потом не тронемся, ручника НЕТУ, мотор ДОХЛЫЙ, подъём КРУТОЙ,- начал было скандировать со слезами водитель.
-Тормози, тормози, Вася. Жалко людей, - потребовал Вася - ветеринар.

Завывая мотором и отчаянно дымя автобусик завис около машущих руками ночных путников.
- Мерседеса подана - заорал в открытую дверь Васёк-водила-колхозник, стараясь перекрыть завывания усталого автобуса.

В мгновение ока солдат с гаремом на тонких шпильках залез в салон. Поблагодарив уселись. Тут же, как буд-то освободившись от всяческих обязательств ливанул дождь. Автобус потихоньку переходил в режим автономного плавания.

Лейтенант Артур в который раз глянул на часы, отпил остывший ячменный напиток, сплюнул осадок и снова стал думать о предстоящем мероприятии. Вроде как всё нормально, вино, девушки. Да скребёт заноза. Дома - жена, хорошая жена, умная, красивая. Он, Артурчик никогда в жизни жене не изменял. Не то чтобы боялся, просто не думал об этом, повода не было. А тут коллеги все уши прожужжали, по плечу похлопывали, шутили, мужиком призывали стать. И хотелось Артуру и кололось Артуру. Колебался Артур. Артур был уверен, что его умная жена сразу его расколет. Но отступать уже было некуда.
-Ладно, махнул в душе рукой офицер, машинально в которы раз нащупывая в кармане ленту презервативов, выданных коллегами.
Васёк всё не возвращался, до конца смены 15 минут. Думы о супружеской верности опять тёмными тучами спускались на голову Артура. Где-то глубоко в подсознании он желал, что-бы что-то случилось, чтобы Васёк баб не достал, или что-бы..... Ну что-бы этого не произошло. Полил дождь, казалось что крыша прогибается под тяжестью потоков воды. Под окнами захлюпало, деревянное крыльцо у входа глухо ухнуло под сменщиком, хлопнула дверь. Накинув плащ-палатку Артурчик выходил из "кабинета", когда у входа на территорию остановился грязный жёлтый автобус. Дверь автобуса открылась и солдат-Васька отчаянно размахивая руками орал оттуда что-то о девочках. - Приехали, - подумал офицер и сердце его упало. - Придётся, - подумал офицер и побежал к автобусу.
-Тащ лейтенант, боевая единица блядей по назначению доставлена - рапортовал Васёк. Давайте, под накидкой вашей по одной перетащим. Кивнув головой в знак согласия Артурчик стоял внизу, приготовив для ценного груза плащ-палатку. Первый нокдаун лейтенант получил от комплекции.Второй - от острого запаха птицефермы, которым отдавала персона очутившаяся у него под "крылом". Потом был НОКАУТ, когда персона повернула к нему испитую иссиня-красную физиономию предпенсионного возраста. Испуганно втолкнув "девушку" обратно в автобус Артурчик нещадно матерясь побежал к спальному вагону. Артур чувствовал себя как будто проглотил большую коричневую жабу, сплошь покрытую бородавками и запил киселём из меню пионерлагеря. Васёк что-то кричал ему вдогонку, но лейтенант ничего не слышал и не хотел слышать, ступая прямо по глубоким лужам быстро шагал в своё жильё.

Колхозница отошедшая от тяжёлой дрёмы поняла свою ошибку, поняла что ещё не её остановка, прыжком вернулась обратно, в салон и грузно уселась. Настоящие девочки таки слезли, молодые офицеры таки хорошо повеселились. И только Артур сохранил верность жене к великому неудовольствию остальных лейтенантов.

 

[dok34.ru]

лечение депры и коллектив 🙂
Будни лесавиаохраны

В Якутии (Республике САХА) выброска производится как правило только на открытые участки леса - мари. У нас марью называется пересохшее или топкое болото, с кочками или без, поросшее кустарником, с редкостоящими деревьями.
Чтобы особенно не заморачиваться с пристрелкой и выброской (марь эта о-го-го каких размеров) делают ее в три захода: парашютисты, снижение - выброска груза, подъем - выброска инструктора с помощником.
Инструктор и один может выбросить груз, конечно, если он физически крепок, а груза мало.
Герои этой истории накануне пили водку. Пили много, несколько дней подряд. Потом деньги кончились. И инструктор пошел клянчить у начальника авиаотделения деньги под отчет. А это сигнализирует о том, что из запоя самостоятельно они уже не выйдут. Технология в таких случаях отработана - выдаются вместо денег продукты и теряющие человеческий облик трудящиеся вывозятся на пожар, любой, хоть тушкой, хоть чучелом. Свежий воздух и физический труд быстро восстанавливает пошедшие вразнос организмы.
Так вот, наши герои количеством четыре чуть тепленьких тела загружаются в Ан-2 и летят в даль светлую. Наверное, почти все представляют себе полет в Ан-2. А теперь многочасовой полет. Запертая, душная, вибрирующая коробка, грохот двигателя, мерзкий запах нагретого дюраля, дихлофосное испарение бензина Б-90, ну, и, конечно, все прелести алкогольной интоксикации. Сидеть негде. Под лавками парашюты, по правой стороне баул (грузовой контейнер со жратвой, посудой и инструментами), за ним спальники (просто палатки и спальники, стянутые ремнями) далее бензопила в контейнере (просто пила) в конце пыльные чехлы, опять же пахнущие бензином и маслом. По левой стороне на лавках спит второй пилот или командир. По очереди. Верхом на грузе сидят парашютисты, клюя носом и стараясь сохранить равновесие. Облокотится не на что. Кругом, дребезжащие, колючие железяки. Перед лицом священное тело пилота.

То есть когда подлетели на место, прыжок уже стал не испытанием духа, а освобождением от мук нравственных и телесных. Ну и, не затягивая, огнеборцы (крылатые) одеваются, проверяются, выстраиваются перед дверью, упираясь головой в ранец впереди стоящего. Инструктор у двери, как положено, ловит переднего за окно спинки - подстраховывая. Сирена! И с кастрюльным шумом троица вышла. Командир берет влево. Инструктор высовывается в дверь проверить работу куполов и вытянуть веревки и о, др...! Вытяжных веревок нет! Забыл подцепить! Далеко сзади и ниже появляются три белых пятнышка, сигнализируя, что З-5-е сработали зашибись, а также что отрезвление наступило гораздо раньше, чем предполагалось. Причем у всех четверых практически сразу.
Дальше Ан-2 спускается на 100 м, инструктор выталкивает груз. Самолет поднимается. Наш герой снимает страдрющую подвесную. Надевает свой Лесник. Цепляется за трос ПРП, принимает позицию дискобола. Но мысль о том, что при приземлении товарищи выскажут все, что они о нем думают, причем выскажут прямо в лицо, возможно ногами, переполняет его.
Самолет на боевом. Левая рука летнаба тянется к кнопке. Пошел! И инструктор отцепляет свой карабин. И выходит. Как все. На запаске...
Да здравствует, дружный, сплоченный, рабочий коллектив! Все как один в едином порыве!
Что там психологи, конфликты нужно гасить в зародыше!