Звонок в левом ухе, значит, не по работе, личный.
– Вовик! Дружище!
Старый мой приятель Бобик – и, похоже, нетрезвый.
– Роберт! – говорю строго. – Я на боевом посту, значит, если что-то срочное – излагай, а если до вечера подождет…
– Вовик! Представь себе, меня баба бросила!
Бобик у нас, понимаете ли, большой учёный, доктор философии, поэтому в быту изъясняется предельно четко и ясно.
– Представляю, – говорю. – Они тебя постоянно бросают, мог бы уже привыкнуть, тем более немедленно появляются новые, и каждая следующая моложе и симпатичнее.
– Моложе – это да… Дальше уже только малолетка. Это у меня от неуверенности в себе… Вовик, как же мне хреново…
Бобику всегда хреново, и вокруг него перманентный апокалипсис. У него под окнами на светофоре что ни день авария, а соседи если не пьют горькую, так дерутся. Уточняю: все соседи, весь дом на двести квартир. Говорят, место проклятое. Ага, поверил. Я же тракторист, дорогие вы мои. Я Бобика насквозь вижу. И слишком давно его знаю – набрал статистику. Ему достаточно куда-нибудь прийти, чтобы там все посыпалось. Молодые и неустойчивые структуры он просто уничтожает, старые и крепкие – расшатывает. Попросите Роберта написать статью для вашего нового сайта – сайту конец. Публикуйте его почаще в вашем научном журнале, чтобы журнал загнулся. Бобик – убийца розничной торговли в радиусе трёхсот метров от места прописки, там ни один магазин дольше года не живёт. Он свой родной институт почти до закрытия добил, но пока не справляется, институту все-таки под сотню лет, почтенное учебное заведение с богатыми традициями, поди такое завали, это же нарочно стараться надо. А Бобик добрейшее существо и против института ничего не имеет. Но пожар и затопление там уже были.
Нельзя даже сказать, что у Бобика отрицательная харизма – напротив, харизмы там хоть отбавляй, и она самая положительная. Женщины у него молоденькие – потому что по юности лет покупаются на широкоплечесть, брутальную звероватую красоту, учёную степень и хорошо подвешенный язык. Бобик выглядит надёжным и старается таким быть, только эта надёжность с отрицательным знаком. Вы от него надёжно остервенеете, а потом осатанеете, абсолютно не понимая, чем он вас бесит. Да ничем. Просто бесит.
Я, кажется, единственный, кто выносит этого типа спокойно и не попадает в его разрушительную волну. Мы, что называется, друзья по песочнице. У маленького Бобика были проблемы с дикцией, и я его невнятную речь переводил остальным детишкам. Уже тогда был трактористом, сам того не подозревая, – тем, у кого нюх на особенных людей и кто умеет с ними ладить.
– Вовик, мы же друзья!
– У меня тут десять человек. Я не могу их бросить, извини.
– Понимаю. Ты молодец. Ты добрый. Ты всегда меня выручал… Как же мне хреново…
Мне Бобика искренне жаль – он умеет и любит убиваться горем и вот-вот начнёт это делать в полную силу. Но я действительно не могу всё бросить и кинуться его утешать.