Кафе "У дедушки Фрейда" :)

[Ksenia]

Апотемнофилии или аутобимбофилии? Или одно с другим? Про апотемнофилию у него я уже подумал. Но там хотят что-то себе отрезать.

Там хотят инвалидами стать, необязательно отрезать. Одна девушка себя ослепила.

 

[Ksenia]

Ну во время оргазма мозг отключается, так что если это состояние продолжить то плавая в эндорфинах он таки отупеет.

Да, помнишь недавно Дугина цитировал про один культ, в рамках которого построили подземный монастырь и там совокуплялись постоянно.

 

[Ksenia]

Пипец какой. Все-же Анн Лауренс права в том что агф двигает сексжелание, пусть даж потом его не будет. Но не всегда.

Я думаю, что это проявление чего-то очень глубокого, возможно, за этим черный логос скрывается (один из трех), Дугин его нащупал.

 

[Ksenia]

Вспомнил Леви

А море свои продолжает качания
Толкуя, как древний раввин, изречение,
Что страсть измеряется мерой отчаяния
И смерть для нее не имеет значения.

Здесь не просто страсть, а целый логос, то есть то, как мир упорядочивается, организуется, а также философия, наука и пр. Яркий философ черного логоса -- Жиль Делез, например.

 

[Ksenia]

Как-же он упорядочивается если он погружается в небытие оргазма? И Я перестает существовать? Это подобно смерти. Cogito ergo sum.

Поэтому и черный логос, когда все различия теряют значения, так видит мир Великая Мать. Первый философ черного Логоса в рамках европейской цивилизации - Демокрит. Все есть атомы и великая пустота, остальное -- мнение, Кибела так реально ощущает. Буддизм-хинаяну Дугин тоже к силам черного Логоса относит, буддизм-махаяну -- к темному логосу (промежуточному между светлым и черным).

 

[dok34.ru]

Хочет глупой, чтобы поменьше мозга и побольше похоти. Она ходячий секс-рассказик о превращении девушки в живую секс-куклу,
сейчас подумал что не только обьективаторы их пишут, судя по всему а и девушки желающие такой стать. Там мечта - раствориться в оргазме, эдакая нирвана, регрессия.


Да, точно аутобимбофилия. Есть целые сообщества таких, там тс кстати иногда бывают. Внешность уже карикатурная но не останавливаются, потому что им приятно.

Кстати...тогда она уже глупая 🙂
Я в плане возможности общения лишь на тему этого рассказика 🙂
Это интересно не всем, ищущим "стереотипную блондинку", а ... вобщем не всем

 

[dok34.ru]

Я вот подумал- а не эти-ли регрессивно-парафильные стремления Фрейд нашел, что легло в основу его понятия мортидо?
Вот Дизаера он-бы проанализировал наверняка таким образом - мол стремления мортидо берут верх.

Так это уже результат?
А механизм....он совсем другой 🙂
Уважаемый Дизайр хочет жить долго и счастливо, но полноправным. А не бесправным полурабом.
Как там...лучше умереть стоя девушкой чем жить на коленях?
Пусть сильнее грянет буря, короче...

 

[Ksenia]

Я вот подумал- а не эти-ли регрессивно-парафильные стремления Фрейд нашел, что легло в основу его понятия мортидо?
Вот Дизаера он-бы проанализировал наверняка таким образом - мол стремления мортидо берут верх.

Возможно. Но это, скорее, просто женская сексуальность, без центра, фаллоцентризма, диффузный, ризоматический эротизм в терминах Жиля Делеза. Ты же сам говорил, что феминистки во многом за размытие границ, то есть женщины, по всей видимости, естественно к черному логосу тяготеют, к мистическому ноктюрну Дюрана: ночь, хаос и пр, отсюда и жертвоприношения, членовредительство и пр. А мужчины-философы такой Логос воспроизводили с помощью понятия, отсюда философия Демокрита, Эпикура, Нагарджуны на востоке и пр.

Противоположность мистическому ноктюрну -- это дирун. В философии яркий представитель его -- Платон. Он вообще не беспокоился о материи, атомах, обращал внимание только на вечные идеи, считал, что им принадлежит подлинная реальность. Без идей материя для Платона -- просто мусор. Именно они предают материи жизнь, форму, идеи первичны, "сначала было слово". В режиме же мистического ноктюрна черного Логоса платоновских идей вообще не видно, их можно только разглядеть, осветив светлым Логосом. Поэтому радикальные феминистки не чувствуют никакую идею мужчины или женщины, для них мужчина -- это организм, вырабатывающий сперму, а женщина -- организм, вырабатывающий яйцеклетки.

 

[Маша]

AkihitoKonnichi: Роберт Хайнлайн «Дверь иных миров» в серии «Азбука-бестселлер»

Так давно не было новостей об отправленных в типографию новинках "Азбуки", что первое такое известие после перерыва кажется гостем из иных миров. И действительно книга ожидается весьма необычная. Это старый добрый Роберт Энсон Хайнлайн, но в непривычной для фантаста-классика серии. Состав...

fantlab.ru

Интересно.

Обложка правда очень крутая.

 

[Ksenia]

В протестанстве то есть менталитете Штатов, правда и справедливость исходят из истины, а Истина у Бога и дана в Евангелии.

PSYLIB® Г. Клауд. ИЗМЕНЕНИЯ, КОТОРЫЕ ИСЦЕЛЯЮТ

Вот типичный евангелизм-



Ну то есть речь идет о балансе рационального и душевного, эмоционального. Можно сказать что у русских много душевности а Запад больше рационален, "истинен". Лог-ичен (логос)

Про различия США от России скопирую Дугина из книги, которую сейчас читаю Ноомахия: войны ума. Цивилизации границ

Парадокс североамериканской культуры состоит в том, что 0ъ оперирует только с верхней светлой частью этой двойной эпис-^ мологии, эксплицитно отрицая область «подразумеваний», «вьггес нений», «умолчаний». Отсюда в американской культуре такое обц лие света и шума, и практически полностью отсутствует ночь и тцч шина. Американская эпистемология полностью прагматична поскольку все в ней развертывается в зоне явного: слова, дела, ре1 зультаты, желания, последствия, оценки, сметы, расходы, прц. быль — все это является «наличным», «открытым», «предъявленным». Здесь нет пространства для лжи, в ней просто нет необходи- мости. Но, соответственно, нет онтологического места и для истины как «несокрытия», аЛцЭыа. «Истина» здесь совсем другая — «truth», от староанглийского «triew3», родственного германскому «true», «верный». «Истинным» является следование, сообразование с чем- то, лояльность, преданность. Антитеза — ложь как untruth, как измена, как неверность, как отступление и отказ следовать за. Такого рода эпистемология может строиться на одном этаже. Кульминацией такого понимания истины является бихевиоризм, который предлагает поместить все потенциальное в субъекте и объекте в черный ящик (blackboxing) и рассматривать лишь то, что является актуально фиксируемым в пространстве, расположенном между двумя полюсами — сознанием с его содержанием, и вещью, с ее содержанием. Вещь есть стимул. А сознание — актор. Стимул действует на актора, актор действует в соответствии с этим. Оба явления строго фиксируемые: стимул (актуальная сторона объекта), акция/действие (актуальная сторона действующего, субъекта)- Это создает особое эпистемологическое поле, полностью лишен* ное глубины. Но, как справедливо замечает Бодрийяр, элиминаций глубины делает глубокой пошлость; исключение лжи делает ложь*0 абсолютно все высказывания; абсолютизация катафатики апофа' тически гасит все явленное; тотальное исключение смерти и но4** превращает всю жизнь и весь день в сплошную ночь или смер?1” Если убрать различие между молчанием и словом, слова обессмЫ0 лятся. Если стереть грань между оригиналом и копией, все превра тится в симулякр. Вынося бездну (нереальность) за скобки, амер1* канская ультраплоскость становится гиперреальной и утрачив^0 твердую почву.
Таким образом, североамериканская эпистемология констй'ГУ^ руется в особый полюс, настолько отличный от европейского, ^
j Североамериканская цивилизация 263
Гла*а
терМйН
цивилизации подходит США в полной мере и на уровне уни-
' иой особости североамериканской гносеологии.
сравнению с ним европейская эпистемология при всех своих формадиях остается двудрровневой: в ней есть и дискурс, и тРа азумевания, поэтому истина и ложь сохраняют свое значение. г°ои демократические свободы буржуазия выторговывает у ари- тократин и клира, она вынуждена постоянно оглядываться на носи- селя религиозного авторитета (клир) и решительность силы (аристократия). Буржуазия лжет, но эта ложь строится на сокрытии истины и имеет смысл только на контрасте с ней. В Европе ни один класс, ни одна группа, ни один индивидуум не говорят от себя ясно и свободно, без оглядки. Все используют в речи сложные фигуры умолчания, аллюзии, намеки, подразумевания, двусмысленности, риторические фигуры. Это и есть европейская культура — лабиринт игр сознания и бессознательного, волевых вожделеющих стратегий тела и репрессивных карательных санкций рассудка. Европейская эпистемология основана на цензуре и избирательности. А это требует постоянной тонкой бдительности, что оттачивает аппарат намеков, ускользаний, тысячи хитростей болезненно запутанного и возведшего свою запутанность в культ рассудка. Бодрийяр справедливо пишет о европейцах: «Мы всегда отдавали предпочтение второму уровню, уровню рефлексии, раздвоения, несчастного сознания»1. Европейская эпистемология остается в плену греческой модели понимания истины даже тогда, когда она стремится от нее уйти как можно дальше и настаивает на «элиминации метафизики» и упразднении трансцендентности. Европа может лгать все больше и боль- Ше> но она не способна до конца отождествить истину с ложью, как ЭТ0 происходит в американской эпистемологии.
Если мы обратимся теперь к еще одной пограничной с Европой Цивилизации, к русской цивилизации, мы увидим в ней еще одну эпистемологическую модель. Эта модель прямо противоположна американской, как это совершенно справедливо заметил еще Алек- г с Ае Токвиль, говоря о противоположности двух путей к мировому подству — американского и русского; американцы идут к нему Рая абсолютизаЦию свободы, русские — через абсолютизацию з0 Ci7lBa* Спроецировав эти замечания на эпистемологическую Ком^' *°жно сказать следующее: если американская культура слиш- Рен Мелка' т- е- абсолютно мелка, поскольку не имеет вообще изме- ЭТой я ГлУбины, то русская культура слишком глубока, и она тонет в ГдУбине, будучи не способной подняться на поверхность, вы-
^°9рийяр Ж. Америка. С. 183.
264 Часть 2. Американская цивилиз^
браться на берег. Нечто подобное говорил в «Братьях Карамазов^ Достоевского Митя Карамазов: «Нет, широк человек, слишком широк, я бы сузил. Чорт знает, что такое даже, вот что! »* Речь идет 6 том, что область апофатического, подземного, неявного, молчаливо^ слишком живо ощущается и переживается русскими для того, чтоб^ иметь возможность высказаться об этом в прямолинейном сужде, нии. Русскому кажется, что если он так поступит, то что-то нарущ^ в тайной гармонии вещей, возьмет на себя слишком большое неп0- сильное бремя суда над вещами — истинно/ложно, есть /нет, тогда как все обстоит, догадывается русский, как-то намного сложнее в двусмысленнее. Поэтому русский не доверяет на всякий случай вообще никакому высказыванию, исподволь ставя под сомнение, что истина вообще может существовать, т. е. несказанное, молчание вообще может быть высказанным. Если американцы абсолютизируют день, лишая ночь легитимности, то русские, напротив, гасят дневной свет, мягко сдвигая его в сумерки подразумеваний и намеков, что (в отличие от европейских) уже теряют из виду тот предмет, который подразумевают и на который намекают. Русские переходят на сторону молчания и полностью вверяют власть всякому, кто достаточно дерзок, чтобы на нее покуситься. А дальше они начинают с ним долгую и утонченную игру в семантический саботаж его властного дискурса, спущенного волевым образом свердр и на первый взгляд безропотно принятого снизу. Но это молчание народа, его безмолвие (о чем писал Пушкин) иронично, двусмысленно, и даже мстительно и коварно. Молчание русского народа не означает ни согласия, ни несогласия. Он хочет им сказать лишь одно: истина едва ли может быть высказана в слове; всходы важнее серпа и жнеца; тайна настолько полна, что никогда не станет явью, поскольку ни одна явь ее вместить не способна. Иными словами, если для американцев все истина, то для русских истины не существует, она невозможна онтологически. Все, что поднимается из области подразумевания, бессознательного, молчания, уже есть форма лжи. И чем выше она отрывается от земли» чем выше взлетает, тем более пустой и смехотворной становится. Для русского умный человек — это прежде всего смешной человек. Он смешон тем, что наивно полагает, что его ум способен выразить И подчинить его же собственное безумие, что день способен прогнать ночь так далеко, что она больше не посмеет вернуться. Русские оШУ' щают, что ночь никуда не девается даже в полдень, что она здесь И ждет, что она пронизывает день множеством своих черных лучеИ» 1