— Э… никогда о таком не слышал, — признался Билли.
— Ну дыкс, знатца, ты уже бум-бум побольше, чем все эти разумники. — Явор улыбнулся юноше. — Покажь все, на что ты приспособен, Билли. Большего не надыть.
Билли выглянул за дверь кибитки, глубоко вздохнул и выдал:
— Тогда я сказанул бы, что мал-мал грамазда карга прятается где-то здесь вблизи, как зверек, за которым охотятся, господин Явор. Это место — малая чуточка ее памяти, дом ее бабки, убежище. Я сказанул бы, что мы теперь в самой душе ее, в самой ее сердцевинке. В той частичке нашей карги, которая осталась ею. И мне страшно за нее. До зеленых чертиков страшно.
— С чегой?
— А ты сам погляди на тени, господин Явор, — предложил Билли. — Солнце все ниже.
— Ну дыкс солнце — оно завсехда…
Билли покачал головой:
— Нае, господин Явор. Ты ни бум-бум! Это ж не солнце грамаздого миру. Это солнце ее души.
Фигли посмотрели на солнце, на тени и снова на Билли. Гоннагл стоял, отважно выпятив челюсть, но его трясло.
— Когда наступнет ночь, ей Смерть придет? — спросил Явор Заядло.
— Бывает что и подрже Смерти. Роевник захватит ее всю, с головы до ног…