Док-2

[dok34.ru]

И как можно выбраться из такого сна?
— Самолучшее — сыскнуть дрёма, — вмешался Явор Заядло. — Он всегда где-то тама, в сне, тока причипуренный, чтоб не узнать. А как сыскнёшь — дай ему люлей, и готов.
— Дать люлей — в смысле?..
— Секир-бошка здоровски помогает.
«Ну хорошо, — подумала Тиффани. — Я потрясена. Век бы не знать таких потрясений».
— И это — Волшебная страна? — спросила она.
— Ах-ха. Одно из тех её мест, что турррыстам не показывают, — подтвердил Вильям. — А ты была молодцом. Сопррротивлялась. Сррразу поняла, что дело нечисто.
Тиффани вспомнила дружелюбного кота и упавшую пастушку. Она пыталась подать себе самой сигнал об опасности. Надо было лучше прислушиваться.

Да, применимо.
Я это сформулировал в форме фразы из Die by the Sword, "я пройду насквозь".
Помогает, не только мне.

 

[dok34.ru]

Док, я хочу попросить чтобы все таки разграничить вопрос гендерной дисфории, не искать общее у всех и у вся, не приводить сюда бабушку Данте.
Просто хотя бы в виде эксперимента. Хоть попробовать. Тема гендерной дисфории для этого и создавалась.
Сейчас что делает Данте - это издевательство. Возможно он не понимает что он говорит и говорит не ведая что творит.

...или понимает, и это поможет Вам понять то, что пока всматривались...
Но мораторий - можно.
Я могу отвлечься от Тиффани, форумной, как видите, книжки. Что предложите взамен?

 

[dok34.ru]

— Должно быть, ты очень любишь своего малого бррратца, если отправилась за ним сюда, в логово чудовищ.
И Тиффани ничего не смогла с собой поделать — непрошеные мысли явились сами: «Я не люблю его. Нисколько не люблю. Он такой… липкий, и ходит медленно, и отнимает много времени, и вечно орёт, чтобы ему что-нибудь дали. С ним не поговорить. Он просто хочет, и всё».
Но Задним Умом она подумала другое: «Он
мой. Моя земля, мой дом, мой брат! Да как они посмели тронуть моё!»
Её с раннего детства учили, что нельзя думать только о себе. И она старалась соответствовать. Старалась заботиться о других. Никогда не брала последний кусок хлеба. Но тут было другое.
Она не была ни отважной, ни благородной, ни доброй, и знала это. В том смысле, который люди обычно вкладывают в эти слова, она, Тиффани, таких прекрасных качеств лишена. И теперь она отправилась на выручку брату, потому что это надо было сделать, потому что не знала, как можно этого не сделать. Она подумала о…
…О том, как матушка Болен ходила с фонарём по холмам. В искрящиеся морозные ночи, в бури и шторма, сметающие всё на своём пути, как война… Шла и спасала замерзающих ягнят или баранов, свалившихся с обрыва. Замёрзшая, усталая, она никогда не сдавалась и тяжело ступала сквозь ночь — ради тупых овец, которые никогда не поблагодарят и не наберутся ума, и завтра, может быть, их снова придётся спасать. Она делала это, потому что не делать было немыслимо.
Однажды Тиффани с бабушкой встретили на дороге бродячего торговца. У него был ослик, такой маленький, что его сложно было разглядеть под наваленной на него поклажей. И торговец бил ослика палкой, потому что ослик упал.
Тиффани расплакалась. Бабушка посмотрела на неё и тихонько сказала что-то Грому и
Молнии.
Услышав рычание, торговец перестал бить осла. Овчарки встали по сторонам от него так, что он не мог посмотреть на одну из них, не повернувшись спиной к другой. Он поднял палку, чтобы ударить Молнию, и Гром зарычал громче.
— Не советую тебе этого делать, — сказала матушка Болен.
Торговец не был глупцом. Глаза собак напоминали стальные шарики. Он опустил руку.
— А теперь брось свою палку.
Он послушался, выронив палку, будто она вдруг обожгла ему руку. Палка упала в пыль.
Матушка Болен подошла и подобрала её. Тиффани запомнилось, что это был ивовый прут, тонкий и гибкий.
И вдруг, так резко, что невозможно было увидеть движение, матушка взмахнула розгой и дважды ударила торговца по лицу. На щеках его остались две красные отметины. Он хотел было шагнуть к ней, но, должно быть, в последний миг разум всё-таки достучался до него и спас ему жизнь, потому что собаки уже ждали только команды «взять!».
— Больно, да? — ласково спросила матушка. — Так-так… Я знаю, кто ты, а ты, конечно, знаешь, кто я. Ты продаёшь горшки и кастрюли, неплохие, как я слышала. Но одно моё слово — и больше ты в моих холмах ни гроша не заработаешь. Я предупредила. Лучше накорми скотину, чем пороть её. Ты слышал меня?
Торговец кивнул. Глаза его были закрыты.

Да.

 

[Маша]

...или понимает, и это поможет Вам понять то, что пока всматривались...

Нет, мне не нужна такая помощь.
Так то может помочь всё что угодно и пути Господни неисповедимы...

 

[dok34.ru]

— Ты ведь и правда Роланд, — сказала она. — Сын нашего барона. Все думали, ты погиб в лесу…
— Об этом нельзя говорить!
— Почему?
— Плохо будет!
— И так уже плохо, — сказала Тиффани. — Послушай, я пришла сюда, чтобы спасти моего…
Но парень уже вскочил на ноги и кинулся назад в лес. На бегу он обернулся и прокричал:
— Не лезь ко мне!

Роланд тоже отказывается от помощи Тиффани. И отказывается говорить об этом, и о том, почему нельзя говорить...

 

[dok34.ru]

Тут лежали штучки на палочках и сияющие, переливающиеся штучки в чашах. Всё украшал крем, или завитки шоколадной помадки, или тысячи крохотных разноцветных горошинок. Всё казалось взбитым, или глазированным, или присыпанным, или то, другое и третье разом. Это была не еда. Это было то, чем становится еда, когда после безгрешной жизни попадает в рай для еды.
Не еда, а сплошная показуха. Она лежала грудами вокруг огромных украшений из цветов и веток. Прозрачные резные фигуры высились тут и там, словно межевые камни в этом съестном краю. Тиффани протянула руку и коснулась сверкающего петушка. Кончикам пальцев стало мокро и холодно — петушок был изо льда. Другие фигуры изображали весёлого толстяка, чашу с фруктами, лебедя…
Тиффани на миг почувствовала искушение. Она уже очень давно ничего не ела. Но слишком уж бросалось в глаза то, что еда — вовсе не еда. Просто наживка. Она словно говорила: «Привет, малышка! Съешь меня!»
«А я нормально справляюсь, — подумала Тиффани. — Хорошо, что дрём не догадался подсунуть мне сыр…»
И стал сыр. Вдруг оказалось, что сыр был повсюду и всегда.

Да, тоже серьёзно...
Для неё, на фоне голода - парафильный фактически стимул. Напомню для не читающих, поешь значит останешься в данном сне до смерти . Пищей станешь для дрёма.

 

[dok34.ru]

И тут она снова разозлилась. Её чуть не одурачили! Тиффани посмотрела на сырный нож.
— Стань мечом, — сказала она.
Ведь это её сон, пусть и навеянный дрёмом. Она — настоящая. И часть её не спит.
Раздался «донннг!».
— Поправка. Стань мечом, но не слишком тяжёлым для меня.
На сей раз она смогла удержать клинок.

Да, грамотно. Злость в таком случае помогает. И в лечении парафилией аналогично.

 

[dok34.ru]

Дрём подкрадывался к ней, хватая воздух толстыми и короткими пальцами.
— Первый Взгляд, — выдохнула Тиффани.
И отсекла голову Роланду.
Снег таял по всей поляне, деревья вокруг выглядели как настоящие. Прямо перед Тиффани падал навзничь дрём. В руке она сжимала старую сковородку, но сковородка отсекла голову не држе меча. Странная штука — сны.

Да, и так бывает надо. И любовью помогаем, в таком состоянии..

 

[Dantes]

Нет, мне не нужна такая помощь.
Так то может помочь всё что угодно и пути Господни неисповедимы...

Вот, тоже бабушка. Что пути Господни неисповедимы - но такая помощь не нужна. Это когда вообще - любовь показывают где она - а человек сопротивляется - принимает это за подвох и предательство...... Это вообще чото так сильно пробило тоже, эдроды перед глазами.

 

[dok34.ru]

Вот, тоже бабушка. Что пути Господни неисповедимы - но такая помощь не нужна. Это когда вообще - любовь показывают где она - а человек сопротивляется - принимает это за подвох и предательство...... Это вообще чото так сильно пробило тоже, эдроды перед глазами.

Да, причем все логично, в этой картине мира.