Зачем?! — тряс бородой мудрый ребе Алтер, знаток Торы.
А Эсфирь Гедальевна, маг в законе, лишь смеялась в ответ. …Как смеялась сейчас, в ночном саду, Рашка-Княгиня.
Стройная, отчего казалась гораздо выше, с осанкой аристократки в десятом колене, она стояла напротив господина полковника, и ветер трепал бахрому шали на ее плечах. Превращал шаль в офицерские эполеты. Взвихривал, боевым штандартом делал. А Рашка смеялась: каторжанка, баронесса, воровка на доверии, Дама Бубен, княгиня, Княгиня…
Смеялась.
Под пристальным, каменным взглядом Джандиери, И казалось: что-то в этом взгляде, глубоко, в самой основе, трескается пополам, течет малой осыпью… рушится…
Отвернулся господин полковник.
На Друца взгляд перевел; перетащил, волоком.
Так бурлаки баржу тянут.
— А вы, господин Друц-Вишневский? Ведь согласно показаниям некоего Ильи Дадынько, вожака табора сильванских ромов-ловарей, где вы имели сомнительную честь родиться… …слушал Федор.
Мальчишку-Друца представлял: черномазый, голо-пупый… хромой. При родах пьяная бабка расстаралась. Собак, говорят, боялся: едва завидит кудлатую тварь, сразу в рев. Посылали кур по селам воровать — попадался через раз. Били Дуфуньку смертным боем — чужие, свои, просто случайные; часто били. Одна польза от мальца была: корзинки ивовые лихо плел, вот и носили на продажу. Отца не знал с рождения, мать гуляла, песни шибко пела; гулящие баре — те румынок-певиц больше...