Любопытные люди

[dok34.ru]

Уау!!!!
Хороший человек!
Мне понравилось. Всматривался и вслушивался.
Спасибо!

 

[Ira]

Правда. Очень позитивная и прекрасный блог о фитнесе.

 

[dok34.ru]

Взял себе эту статью 🙂

Макаренко , первый день 🙂
Лицо Тома залила краска.
— А, так вот чем можно привлечь ваше внимание? Громким шумом и мелкими разрушениями? Вот что вращает колесики?
— Ага, — ответил Коди. — Надо было запустить в стену этой фиговой книжкой в первый же день занятий.
Неформальное общение - основа контакта. Сложного, да.

 

[A.Sputnik]

dok34.ru (15.09.2015, 18:54) писал:

Взял себе эту статью 🙂

Макаренко , первый день 🙂
Лицо Тома залила краска.
— А, так вот чем можно привлечь ваше внимание? Громким шумом и мелкими разрушениями? Вот что вращает колесики?
— Ага, — ответил Коди. — Надо было запустить в стену этой фиговой книжкой в первый же день занятий.
Неформальное общение - основа контакта. Сложного, да.

Ну у нас так и происходит в школе. В смысле, не с книжками, а неформально и честно стараемся, по крайней мере. Хотя получается не всегда. И постоянно спрашиваешь себя: где та грань, которую нельзя переступать в этой неформальности?

Короче, бывает сложно и самозатратно.. но не без отдачи

 

[dok34.ru]

Ага 🙂
Тут, имхо, проблема в ..запоздалом обращении к душам учеников.
Но лучше поздно, чем никогда, согласен 🙂

 

[Rêver]

У меня всегда была эта проблема, со взрослыми. Быстро становишься другом ученику, и быть требовательным уже не получается. А детьми даже не представляю, как сложно выстроить правильные отношения

 

[dok34.ru]

История про КОзела 🙂
сть на кафедере Общей физики МФТИ профессор Станислав Миронович Козел. Один из авторов знаменитейшего сборника задач по физике для 10-11 классов, классика для подготовки к экзаменам на тот же Физтех. Кроме того, С.М. главный ментор Российских команд на Международные физические олимпиады. В приставке к "чернильнице", на 2-м этаже, специальные кабинеты, уставленные аппаратурой, на которых школьники отрабатывают все мыслимые и немыслимые экспериментальные задачи на Олимпиадах.

А теперь классическая физтеховская история, которая до ЕГЭ повторялась чуть не каждый год. Сдает экзамен абитуриент. Экзаменатор, усатый смуглый мужик, кидает ему задачку. Абитуриент предьявляет решение, а экзаменатор говорит: "Ошибочка у вас. Ответ неверен.". Абитуриент в атаку: "Не может этого быть! У КозлА в задачнике точно такое решение! Я его хорошо помню!". И слышит в ответ: "Во-первых, у не КозлА, а КОзела. Во-вторых, КОзел - это Я! В-третьих, что там у вас в этом уравнении? Объясните, как вы его написали?".

А вот на этой фотографии пример того, как его школьники выступают на Международных олимпиадах



Приятно, правда?

Историю, описанную выше, полность подтверждаю - у нас было. Задачки его нам на дом давали в 9-10 классе, сильно способствут... Да и сам дядька замечательный, только я его помню черноволосым и с эспаньолкой, этакий кабальеро. Тогда "чернильныцы" не было и "столовался" он в "стекляшке" за ИКИ - лабораторной базе нашего факультета. Интересное место было, я там многое в первый раз увидел.
Частично отвечает как раз на вопрос выше - как быть с детьми и подростками, ершистыми и разными .
Я лично начинал с Макаренко, его изданные книги прочитал в своё время. И как мемуар интересный, и как живые зарисовки, и как подсказки адекватных решений. Даже если на них сложновато решиться 🙂

 

[dok34.ru]

В ловушку с дружбой - угодить приятно 🙂
И друга вроде уже неловко спрашивать по всей строгости...в тех случаях, когда не разделено рабочее и личное. Это же может губить семейные фирмы и ...там, где служебные романы развиваются.

Словом, с возрастом и жизненным опытом эта проблема обычно решается.
Проще всего - по времени. Сейчас мы так, а в эти часы - я зверюга, старшина морских котиков и мы незнакомы
🙂

 

[dok34.ru]

Выбор учёного. Сложно, но решаемо
Я не мог не сознавать, какими страшными, нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война — тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом в той войне — но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической. (Курчатов иногда говорил: мы солдаты — и это была не только фраза.) Со временем мы узнали или сами додумались до таких понятий, как стратегическое равновесие, взаимное термоядерное устрашение и т. п. Я и сейчас думаю, что в этих глобальных идеях действительно содержится некоторое (быть может, и не вполне удовлетворительное) интеллектуальное оправдание создания термоядерного оружия и нашего персонального участия в этом. Тогда мы ощущали всё это скорей на эмоциональном уровне. Чудовищная разрушительная сила, огромные усилия, необходимые для разработки, средства, отнимаемые у нищей и голодной, разрушенной войной страны, человеческие жертвы на вредных производствах и в каторжных лагерях принудительного труда — всё это эмоционально усиливало чувство трагизма, заставляло думать и работать так, чтобы все жертвы (подразумевавшиеся неизбежными) были не напрасными (это чувство ещё обострилось на „объекте“ — я об этом пишу ниже). Это действительно была психология войны.

Я читал, что Оппенгей*мер заперся в своём кабинете 6 августа 1945 года, в то время как его молодые сотрудники бегали по коридору Лос-Аламосской лаборатории, испуская боевые индейские кличи, а потом плакал на приёме у Трумэна. Трагедия этого человека, который в своей работе, по-видимому, руководствовался идейными, высокими мотивами, глубоко волнует меня (конечно, ещё больше волнует вся трагическая история Хиросимы и Нагасаки, отразившаяся в его душе). Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо ещё) — чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялось.

 

[dok34.ru]

..как важно быть на своём месте..
Самым старшим из сотрудников был Давид Альбертович — и он же самым увлекающимся. Его идеи часто были очень ценными — простыми и важными, а иногда — неверными, но Д. А. обычно быстро соглашался с критикой и тут же выдвигал новые идеи. Может, сильней, чем кто-либо, Д. А. вносил в работу и жизнь теоротдельцев дух товарищества, стремления к ясности в делах и жизни. Когда кончился „героический“ период работы объекта, он „заскучал“, вернулся к своим прежним увлечениям астрофизикой (тут я от него кое-что почерпнул), пытался (уже в Москве, куда он переехал в связи с удрдшением здоровья) заниматься управляемой термоядерной реакцией. Перевёл с английского несколько книг. Последние годы жизни ему трудно было подниматься на 4-й этаж, он пытался подбить меня обратиться в Моссовет с предложением устроить лифт: мы жили в одном доме, он — этажом выше, но я, к сожалению, его не поддержал (правда, это было уже накануне его внезапной смерти).

Самым молодым был Коля (Николай Александрович) Дмитриев, необычайно талантливый; в то время он „с ходу“ делал одну за другой блестящие работы, в которых проявлялся его математический талант. Зельдович говорил:

— У Коли — может, единственного среди нас — искра Божия. Можно подумать, что Коля такой тихий, скромный мальчик. Но на самом деле мы все трепещем перед ним, как перед высшим судией.

Способности Коли проявились очень рано, он был „вундеркиндом“. С 15 лет при поддержке Колмогорова посещал университет, сдал все математические экзамены одновременно с окончанием школы, стал работать у Колмогорова по теории вероятностей — тот считал его работы многообещающими. В 1950 году, когда я уже был на объекте, в день моего рождения я зашёл к Коле (в Москву меня не пустили, и я не знал, как провести время). Он только что женился, жену его звали Тамара, он её называл Тамарка. Они начали с того, что стали учить меня пить спирт — до тех пор я ничего крепче водки, и то в количестве не более 50 г и очень редко, не пробовал. Потом мы слушали музыку, о чём-то весело разговаривали, кажется на очень важные общие темы — о смысле жизни, о будущем человечества. Коля с Тамарой подарили мне на день рождения прекрасную книгу „Математический калейдоскоп“ Штейнгауза (потом я увидел её у Алёши — во Второй математической школе она пользовалась популярностью). Зельдович сильно не любил Тамару, почти что ревновал к ней Колю. Он говорил, что она загрузила его домашними делами, сосками, пелёнками и т. п. (говорил, что она слишком долго держит его в постели) и что она губит его как научного работника. В 1955 году Тамара выбросилась из окна пятого этажа через несколько дней после операции тиреоэктомии, оставив Колю с двумя детьми. Через несколько лет он женился вторично на сотруднице нашего мат. отдела. Коля долгое время был членом народной дружины, ходил по городу вылавливая пьяных. Очень сложной была научная судьба Коли. Я думаю, что вовсе не житейские и личные причины, а более глубокие привели к тому, что блестящее начало его научной работы в дальнейшем как-то потускнело. Объекту скоро перестали быть нужны красивые в математическом смысле работы (за небольшими исключениями — и тут Коля всегда был на должной высоте, но это были отдельные эдроды, а в начале Колиной деятельности „красивые“ работы образовывали некую систему). Объект превратился в фабрику. Чувство долга обязывало Колю стоять у станка, но по своей природе он был не станочником, а мастером-ювелиром. Зельдович пытался приобщить Колю к „большой“ физике, но из этого ничего не получилось: Коля — не из тех, кто может сидеть на двух стульях. Все последующие годы он делал много больше большинства сотрудников мат. сектора, но всё время остаётся чувство неудовлетворенности от мысли, что он мог бы в другой области сделать не много, а что-то качественно иное, исключительное. Коля всегда интересовался общими вопросами — философскими, социальными, политическими. В его позиции по этим вопросам ярко проявлялись абсолютная интеллектуальная честность, острый, парадоксальный ум. Коля был одним из немногих, не обменявших медаль лауреата Сталинской премии на медаль лауреата Государственной премии. Это было выражением стремления к историчности (как у поляков, не переименовавших Дворец Сталина в Варшаве). По убеждениям и постоянной позиции Коля — нонконформист, он в равной мере противостоит официальной идеологии и моей позиции. Он — единственный с объекта, кто открыто приходил ко мне после появления „Размышлений о прогрессе“, потом „О стране и мире“ (уже на улицу Чкалова) с просьбой дать их почитать и обсудить. Мои взгляды казались ему совершенно неправильными, но спорил он со мной по-деловому
Интересные люди.