Наконец, почувствовав сострадание к его безмерному горю и обвиняя себя самого в
коварстве (и как бы в величайшем предательстве), вызванном моей любовью, я сам пришел к
этому человеку, прося у него прощения и обещая дать какое ему угодно удовлетворение. Я
убеждал его, что мое поведение не покажется удивительным никому, кто хоть когда-нибудь
испытал власть любви и помнит, какие глубокие падения претерпевали из-за женщин даже
величайшие люди с самого начала существования человеческого рода. А чтобы еще больше
его успокоить, я сам предложил ему удовлетворение сверх всяких его ожиданий: а именно
сказал, что я готов жениться на соблазненной, лишь бы это совершилось втайне и я не
потерпел бы ущерба от молвы. Он на это согласился, скрепив соглашение поцелуем и
честным словом, данным как им самим, так и его близкими, однако лишь для того, чтобы тем
легче предать меня.
Отправившись вновь на родину, я привез оттуда свою подругу, собираясь вступить с
ней в брак, но она не только не одобрила этого намерения, но даже старалась отговорить
меня, обращая внимание на два обстоятельства: угрожающую мне опасность и мое
бесчестие. Она клялась в том, что дядю ее нельзя умилостивить никаким способом, и
впоследствии это оправдалось. Она спрашивала: как сможет она гордиться этим браком,
который обесславит меня и равно унизит меня и ее; сколь большого наказания потребует для
нее весь мир, если она отнимет у него такое великое светило; сколь много вызовет этот брак
проклятий со стороны церкви, какой принесет ей ущерб и сколь много слез исторгнет он у
философов; как непристойно и прискорбно было бы, если бы я – человек, созданный
природой для блага всех людей, – посвятил себя только одной женщине и подвергся такому
позору!
Она решительно отказывалась от этого брака, заявляя, что он явится для меня во всех
отношениях постыдным и тягостным. Она подчеркивала и мое бесславие после этого брака,
и те трудности брачной жизни, которых апостол убеждает нас избегать, говоря: "Свободен
ли ты от жены? Не ищи жены. Но если ты и женился, то не согрешил. И если дева выйдет
замуж, то она не согрешит.
Таковые будут иметь скорбь плоти. Я же щажу вас". И далее: «Хочу, чтобы вы не
имели забот». Если же, – говорила она мне, – я не послушаюсь ни совета апостола, ни
указаний святых относительно тяжести брачного ига, то я должен по крайней мере
обратиться за советом к философам и внимательно изучить то, что написано о браке ими
самими, или же то, что написано о них. Нередко даже святые отцы старательно делают это
ради нашего наставления. Таково, например, утверждение в первой книге труда блаженного
Иеронима «Против Иовиниана», где Иероним напоминает, что Теофраст, пространно и
подробно охарактеризовавший невыносимые тягости и постоянные беспокойства брачной
жизни, убедительнейшими доводами доказал, что мудрому человеку жениться не следует. К
философским доводам этого увещания сам блаженный Иероним прибавляет следующее
заключение: «Если по этому поводу так рассуждает Теофраст, то кого же из христиан он не
смутит?» В другом месте того же труда Иероним говорит: «Цицерон после развода с
Теренцией ответил решительным отказом на уговоры Гирция жениться на его сестре, заявив,
что он не в состоянии равно заботиться и о жене и о философии. Он ведь не сказал просто
„заботиться“, но прибавил еще и „равно“, не желая уделять чему-либо иному такие же
заботы, какие он уделял философии.