Чтение Дока, с цитатами :) Кто хочет знать и понимать лучше

[dok34.ru]

- Александра Петровна, родненькая, что же делать? — Делайте согревающие компрессы. А что-нибудь свежее, какие-нибудь витамины есть?
— Нет, ничего нет. Вот только мясо. Ни одной травинки и ничего зеленого на наших камнях нет, а то бы стали жевать.
Александра Петровна долго расспрашивала о возможных витаминах. Вот чего нет, так нет. Нет витаминов. И все же они нашлись. Долго Александра Петровна смеялась над моей серостью. Уточнялся вопрос, есть ли у нас горох.
Мне в популярной форме было объяснено, что лущеный горох не годится. На наше счастье, в складе было ведро с нелущеным горохом. Весь вопрос; не пострадали ли зародыши от мороза? В сите, на мокрой тряпке в теплом месте мы проращивали очередную порцию гороха до сантиметровых ростков. Почти видно было, как там копошатся витамины. Жевали в день по стакану гороха, и по ассоциации приходили мысли о пиве, но его не было. За компанию ел горох и я, а через десять дней моя правая нога была точно такой же красивой, как у Мехреньгина левая.
Вот мы оба и зацинговали. Обычно кровоточат десны и шатаются зубы. У нас была какая-то особая цинга — ударила по ногам.
Убили очередного, одиннадцатого по счету, медведя. Был он небольшим, двухгодовалым. Тащить его пришлось метров двести. То, что раньше мы делали запросто, теперь давалось с трудом.
Одышка, головокружение и слабость были верными признаками цинги...

 

[dok34.ru]

встретили с мужской лаской: папиросы, водка, письма и посылка от жены. Неотлагательно приступили к изгнанию цинги. Отличное средство от цинги, рекомендованное Джеком Лондоном, тертая сырая картошка. По три стакана в день мы пили эту несусветную пакость.
К мысу Оловянному нас не пустил лед. На две недели мы застряли на далеких подступах в ледяной ловушке. Пришлось просить помощи, и нас вытащил «Ермак» — дедушка русского ледокольного флота.
Капитан «Ермака» Владимир Иванович Воронин послал Кремеру и Голубеву радиограмму: «Понимаю и сочувствую вашему положению. Рисковать двумя кораблями не могу. Мы уходим». Жаль было наших товарищей. Вот мы благополучно выскочили и уходим, а они остаются вдвоем на второй год зимовки на стахановской вахте.
В марте следующего года самолетом им доставили немного свежих продуктов. Пилот Махоткин передал устное предложение Шмидта: если очень невмоготу, консервируйте станцию и садитесь на самолет. И Кремер и Голубев отказались — ведь скоро начнется навигация. Оба они были вывезены самолетом в сентябре 1937 года, когда я уже благополучно добрался до полюса.

 

[dok34.ru]

Иными словами говоря, мы рассматривали ледовой лагерь челюскинцев как своеобразную практику и модель будущей дрейфующей станции «Северный полюс».

...грубо, неудача - возможность тренироваться и достичь более значимой цели в будущем.
Дети и многие другие, хм, не умеют прогнозировать настолько, чтобы увидеть многоходовку там, где они увидели крушение мечт...

 

[dok34.ru]

Как я ни торопился на материк, пришлось в очередной раз запастись терпением и сидеть на острове Домашнем. Пока мои будущие товарищи занимались делом, я ждал, поглядывая на календарь.
Только 27 октября 1936 года в 5 утра на «Сибирякове» мы пришли в Архангельск.
К восьми утра я уже попал в город. Немедля нырнул в парикмахерскую. Там было тепло и светло (горели лампы) и пахло так, как пахнет во всех парикмахерских мира. Ножницы парикмахера ласково щебетали, приводя меня в христианский вид. Блаженствуя в удобном кресле, я поймал себя на мысли, что ничего похожего не ждет меня на Северном полюсе. Будет холодно, грязно, темно, неуютно и сыро…
Рассчитавшись с мастером, я заторопился на московский поезд. Добирался я до дома спокойно, зато дела, нахлынувшие сразу, без каких-либо промедлений принесли великую кучу волнений и беспокойств.

 

[dok34.ru]

...Тоня Шеремет, технолог Женя Иванов, механики Толя Киселев, Алеша Кирсанов, Саша Захаров, монтажник Виктор Дзервановский… Одним словом множество народа — молоденьких симпатичных девиц и юношей, что-то непрерывно мотавших, ковырявших, паявших…
Всем этим работникам — и большим, и малым, удивительно милым, добросовестным, скромным, создавшим «Дрейф», которому предстояло обслуживать первую в истории человечества дрейфующую станцию «Северный полюс», — мой земной поклон. Не раз, находясь на полюсе, мы теплыми словами поминали их работу. Аппаратура работала безупречно.
Теперь подлинная палатка стоит в Ленинграде, в музее Арктики, и если войти, то направо, на столе, можно увидеть и наше радиохозяйство.
Готовую аппаратуру надо было проверить. Это сделали дважды. Один раз неподалеку от Ленинграда, второй раз — под Москвой в Теплом Стане. Я выходил в эфир с позывными RAEM, и никто из моих корреспондентов в Москве, Киеве, Ярославле, Саратове, Могилеве, в Англии, Чехословакии, Швеции, Дании, Польше, Германия, Японии, Центральной Африке и США не подозревал, что участвует в испытании аппаратуры, предназначенной для Северного полюса.

 

[dok34.ru]

Старая истина гласит, что тщательная подготовка — это три четверти успеха. На дрейфующем льду надо не только жить, хотя бы с минимальными удобствами, но и работать. Трудно сказать, на что следует больше всего обратить внимание. Для того чтобы работать, надо быть сытым и одетым. Для того чтобы дать о себе знать, должны безупречно работать астрономические приборы и радиостанция…
В таком деле, как экспедиция на полюс, со стороны видна лишь героика. На самом деле — это настойчивая работа. Продумать надо все мельчайшие детали жизни. Нужно знать, где и что можно заказать. Книжка экспедиции с перечнем телефонов содержит номера от Госплана СССР до мастерской валенок. Все снаряжение должно отвечать самым строгим требованиям.
Наше обиталище — палатка — просто шедевр. Даже палаткой это чудо называть не хочется. К нему больше подошло бы название домик. Основа этого домика — легкий каркас из дюралюминиевых труб.
На каркас надевались три чехла. Первый — из легкой прорезиненной ткани. Второй — неповторимой красоты, по существу это было голубое, шелковое, стеганое одеяло. На изготовление его и наших, также шелковых, спальных пижам, которыми мы, кстати говоря, и не очень-то пользовались, ушло 17 (!!) килограммов гагачьего пуха. Старушки монахини в артели, где все это шилось, умилялись: точь-в-точь такие одеяла шили когда-то купеческим дочкам в приданое. И, наконец, третий чехол — черный брезент, пропитанный...

... собственно это этап А, ради будущего этапа Б.

 

[dok34.ru]

Но куда сложнее, нежели технику, одежду и питание, было подготовить людей. Нам нужно было быть мастерами на все руки. У каждого из нас должна была быть вторая профессия, умение в нужный момент помочь товарищу или заменить его, если почему-либо он выйдет из строя.
Федоров должен был стать моим дублером. Нам с Папаниным выпали обязанности и метеоролога и механика. Всем четверым предстояло крутить лебедку при подъеме с глубины проб воды и всякой живности для Ширшова. Подготовка шла полным ходом, а один вопрос, немаловажный для нас, так и оставался нерешённым: как будет представлена в нашем ледовом лагере медицина? Полтора года (экспедиция была запланирована именно на этот срок) без доктора… Стали обсуждать: что же делать? Первая мысль — взять пятого человека. Конечно, можно было бы подобрать легонького врача, килограмм на пятьдесят живого веса. Но тогда палатка должна быть больше, одежда, продовольствие тяжелее и так далее… Мы не укладывались в жесткий лимит: десять тонн и ни килограмма больше. Арифметика не получалась.
Что же делать? Выход один — врачом должен стать кто-то из нас. Добровольцев не нашлось. Прикинули и решили: больше всего к лицу это Ширшову. Он гидробиолог, а гидробиология и медицина — почти одно и то же.
Петра Петровича откомандировали в Государственный...

 

[dok34.ru]

волна теплого воздуха, и единственный шанс добраться до полюса — это поскорее от этой волны удрать.
К пяти часам вечера принято решение: вылетать завтра, 22 марта, в семь часов утра. И хотя экспедиция снаряжается целый год, и хотя решения ждали не то что со дня на день, а с часа на час, оно всколыхнуло, взволновало. Это «завтра» было одновременно желанным и немного страшным.
Не теряя ни минуты, наша четверка немедленно направилась на склад. Едва успели доехать, как прибыли грузовики. Адрес на ящиках, как в романе Жюля Верна: «Москва — Северный полюс». Точно отмечаются номера каждого ящика в списке. Грузовики мчатся на вокзал. К десяти часам вечера доверху загружен отдельный товарный вагон. Прицепили его к архангельскому пассажирскому поезду в полночь.
Закончив погрузку, поехал домой. Добрался уже к часу ночи, но спать не хотелось. И есть не хотелось, хотя ничего не ел с утра. Последняя ночь в Москве была бессонной. Телефонные звонки — надо хоть так попрощаться с друзьями, — укладка личных вещей, дорожного обмундирования. Последний домашний салат из свежих огурцов, который приготовила жена, понимая, что этот салат я буду не раз вспоминать в Арктике. Последняя ванна…
В пятом часу утра позвонил Папанин. Он тоже не спал всю ночь. Затем звонок из гаража: машина вышла. Пора приниматься за шнуровку высоких ботинок, обладающих, по заверениям специалистов, какой-то неслыханной...

... всё впервые, без гарантий...но с гибкостью, опытом, знаниями и прочим.

 

[dok34.ru]

Прошло еще две недели, прежде чем погода нам, наконец, улыбнулась. На нашем маленьком У-2 Яков Мошковский вывез Дзердзеевского на высоту трех тысяч метров, и главный синоптик благословил вылет.
У дверей жилого дома появился трактор «Сталинец». Во всеоружии своих шестидесяти сил он готов был тащить к летному полю сани, скорее похожие на плот. Полозьями служили толстенные бревна, зашитые сверху не менее внушительными трехдюймовыми досками. На этих санях перебрасывались на купол бочки с горючим и маслом.
Казалось бы, брать с собой нечего — личные вещи уже в самолете. Засовывай в карман, зубную щетку, вешай фотоаппарат — и в дорогу. Однако и тут набралось много разного скарба. Штурманы везут приборы, радисты — аккумуляторы, бесчисленными кулечками и пакетиками обросла и наша четверка.
Добавочная поклажа — чистая контрабанда. Стараемся побольше напихать в карманы. Там можно обнаружить и пачки папирос, и питьевую соду, и горсть гвоздей. Борьба идет за каждые сто граммов. В наволочке везем селедки, возмущая соседей вытекающим из этой не самой надежной тары рассолом. Мы успокаиваем их: если рассол вытечет, самолету будет легче.
Трактор пыхтит. Мы потихоньку ползем в гору, со скоростью пешехода преодолевая четырехкилометровый путь. И, когда достигаем цели, перед нами открывается панорама бухты. Отсюда многие экспедиции пытались достичь полюса.
На площадке нас ждет работа. Несколько дней назад прошел снег. Его пригрело солнышко, он подтаял и примерз. Вооружившись лопатами, мы счищаем снег. Шум стоит страшнейший.
На нашем воздушном такси У-2 со станции прилетели Шмидт и Дзердзеевский. На купол наползал туман. Погода явно портилась. И мы, и летчики не скрывали своего огорчения. Но «бог погоды» Дзердзеевский успокаивает:
— Туман не надолго, скоро можно будет лететь!
Еще до того как купол закрыло туманом, У-2 привез со станции термосы с ужином из двух блюд. Бедный Жюль Верн, даже его гениальному воображению не под силу было нарисовать картину, которую мы видели воочию. На далеком севере, на куполе ледника, поднявшегося на 400 метров над уровнем моря, ревут четыре тысячи лошадиных сил моторов первого самолета, отбывающего к полюсу, а пока ревут моторы, повар в белом фартуке кормит из термосов ужином улетающих. Вот и придумай что-либо более будничное и более фантастичное!

 

[dok34.ru]

Для облегчения из самолета выкинуто все, что только можно выкинуть. Сняты крепления, подставки для приборов, откидные сидения. Папанин, Ширшов и я размещаемся в центроплане. Женя ушел к Спирину в «моссельпром».
Итак, поехали! Легкий рывок. Моторы дают максимальные обороты. В люк каскадом летит снежная пыль. Второй механик П. П. Петенин уже на ходу влезает в самолет и захлопывает люк. Самолет убыстряет бег. Толчки учащаются. Внутри все гудит и резонирует. Поднимемся ли? Сколько по этому поводу было споров и разговоров…
Начав свой путь с самой высшей точки ледника, самолет катится под горку, разгоняется. Сейчас или-или. Или, разогнавшись, взлетим, или, если не успеем взлететь, соскочим с двадцатиметровой высоты ледника на морской лед. Пилот жмет на всю железку. Моторы ревут. Четыре тысячи лошадиных сил все же оторвали от земли нашу донельзя перегруженную машину. Взлет произведен мастерски. Мы дружно выражаем наши чувства поднятыми вверх большими пальцами.
Водопьянов делает вираж. Под нами проплывают домики. Прощай, остров. Ты был гостеприимен. И хотя мы жили тут, как шпроты в банке, долгие месяцы будем вспоминать такие достижения человеческой культуры, как печку, рукомойники и баню.
Маяк нудно бубнит две буквы «Н» и «А». Между ними и лежит наш курс. А в Москве волнуются синоптики. Шквалистые ветры — не лучший союзник перегруженного самолета