Чтение Дока, с цитатами :) Кто хочет знать и понимать лучше

Лежит, — говорили они, — лежит, а тащить неловко.
Наконец Николай сказал:
— Можно поднимать!
За борт опустили два тонких стальных троса с петлями и металлическими карабинами. Укрепляли их на цилиндре Николай и Боб. Возились долго. Отогреваясь на палубе катера, Николай рисовал нам систему креплений. Несколько раз он мастерил из обрывков пеньковых веревок мягкие петли-удавки и уносил их с собой под воду.
— Еще вот так прихватил, — говорил он, добавляя к рисунку линию. — И тут, для страховки…
Поднимали вечером. Погода хмурилась. На юге, над горизонтом, сгущалась синева. Невидимое солнце заходило.
Мы стояли у борта катера, наклонясь, ожидая, когда на поверхность выскочит белый буек, который унес с собою под воду Николай. Это будет сигнал к подъему.
Буек выскочил внезапно, заиграл, заплясал на воде. Мы расхватали стальные концы, обернули ладони тряпками.
Сначала тросы шли легко — выбиралась слабина, — потом остановились. Боб скомандовал: «Два — взяли!», — упираясь, преодолевая сопротивление, мы стали тянуть.
Мы тащили, кряхтя, переругиваясь, топчась на скользкой палубе.
— Скоро? — не выдержав, спросил я.
Боб озлобленно посмотрел через плечо:
— Тяни!
— Вижу! — закричал Аркадий. — Идет!

...вопросики типа "ну скоро уже!?" часто вызывают такую реакцию, и есть те, кто их использует, тем не менее...
 
Упорный старик, — сказал Аркадий. Он забыл, что Соболевский в год написания статьи был одного возраста с ним. — Ну что же, Василий Степанович, принимайте тетрадь. Вам ее хранить. Самолет, обещают, прилетит завтра. Вот и конец нашему поиску, друзья.
Сказав «конец», он ошибся.
 
...маневр последнего момента. К нему прибегают, когда все прочие меры приняты.
— Друзья мои, — пробормотал я, — мне пора идти, проводите меня.
Мы вышли из дому. По пустынной улице ветер гнал ржавые листья, они мчались по тротуару, гремя и подпрыгивая. Желтые стены Адмиралтейства, подсвеченные фонарями, тлели как уголья, небо светилось отраженным светом реклам, разноцветные облака плыли качаясь — они кренились с борта на борт, как кочи.
Миновав начало Невского, мы вышли на Дворцовую площадь. Коричневая колонна парила в воздухе. Я понял, что должен написать об истории «Минина» сам. И еще мне захотелось стать летописцем маленького инспектора, расследующего морские аварии.
Остров Кунашир — Ленинград
1968—1981 гг.

...спасибо!
 
Бухта дарила множество сведений и знакомств, но в то время я не был готов оценить их.
Однажды на берегу бухты Постовой мне встретился человек. Он бродил по берегу с записной книжкой в руке. Мы разговорились. Мой собеседник приехал, чтобы разузнать что-нибудь о «Палладе». Его томила мечта увидеть на дне остатки корабля, на котором писатель Гончаров совершил в прошлом веке кругосветное путешествие. Фрегат, затопленный командой сто лет назад, лежал под скалой где-то у наших ног.
Второй раз я встретил этого человека на вокзале. С рюкзаком за плечами он бежал по перрону — уходил поезд. Увидев меня, остановился и, светясь от радости, развернул пакет, который нес в руках: там лежал кусок почерневшего дерева. Он был изъеден корабельным червем — шашелем, в трубчатых ходах светилась коричневая пыль.
«Это кусок обшивки «Паллады», мне его достал водолаз», — захлебываясь от счастья, выкрикнул он…
А как-то я шел узкой таежной тропкой к морю. Был полдень, июль. По ногам били черника, жесткий мох, пригнутые ветром к земле, низкие, как кусты, березки. Тропинка начала карабкаться на скалы. Потянуло солоноватым ветром, внизу прямо подо мной, под гранитным коричневым обрывом холодно вспыхнула вода. Она была льдисто-прозрачной, зеркальной. По зеленому неровному дну двигались длинные серые тени — это отражались в воде облака.
Было время смены муссонов...
 
Только спустя много лет я понял, свидетелем какого редчайшего зрелища был: игра влюбленных китов, ритуал, который не могут наблюдать преследующие зверей китобои, который никогда не видят моряки, сотрясающие воду машинами…
Приготовление к путешествию.
Я достаю из холодильника красные картонные блоки с цветной фотопленкой и начинаю проверять камеру. Черная матовая шторка мечется взад-вперед, то открывая, то пряча стеклянный глаз объектива.
Потом укладываю теплое белье, легководолазный костюм.
Я собираюсь вернуться в места, оценить и полюбить которые когда-то не смог. Моя память о них преступно пуста…
Память. Разве не она основание, на котором стоит человек как личность, как гражданин, наконец, как житель планеты?..
В большом городе в круговерти и сутолоке забываешь: этой дорогой проезжал Пушкин, ключ в двери этого дома поворачивал Репин, вон за тем зарешеченным окошком прятал в дворцовом подвале динамит Степан Халтурин.
На заброшенном в океане острове Беринга — следы замытых дождями и временем могил. Наткнувшись на них, застываешь пораженный: там, где и сейчас буруны, судно командора село на риф, здесь, в устье речушки, пристали его шлюпки с командой. Повыше, на взлобке, была землянка, в которой умер он сам.
А что за радость, коротая на полуострове Канин бесконечный полярный день с охотниками-поморами, вдруг приметить в их поведении, занятиях, обычаях черты жизни, которую вели на полярных островах их предки.
Спросишь:
— Откуда это? Кто научил?
— Никто, всегда так делали…
Всегда. Вот это и есть Память.
 
придет?
— Он на лежбище, скоро, к ужину.
За дверью загромыхал, разворачиваясь, вездеход.
Мы вышли на крыльцо. Ящики и мешки уже были сгружены в траву, водитель высунулся из окошка, крикнул что-то, вездеход, разбрызгивая грязь, покатил по тундре.
— А вы свои вещи вносите, — сказал мальчишка. — Пока отца нет, можете на его кровати отдохнуть.
Из соседнего домика вышел высоченный парень в огромных с отворотами резиновых сапогах.
— Юра, — крикнул он, — это кто?
— К отцу.
— Разрешение есть?
— Есть. — Я понял, что это инспектор, и помахал в воздухе бумажкой. — Давайте я вам ящики помогу таскать.
Мы перетащили ящики под навес.
— Хлеба не привезли? — спросил Юра. — А то у нас черствый. Сейчас я уху варить буду.
Я прилег на кровать Чугункова и почему-то уснул. Проснулся оттого, что кто-то тихонько вытаскивал что-то из-под кровати.
Около меня сидел на корточках Юра и тащил резиновый сапог. Второй уже стоял посреди комнаты.
— Ты чего это?
— Рыбу ловить.
— Подожди.
Умыл лицо холодной водой из ведра, достал из рюкзака свои сапоги, спустились к морю.
Был отлив. Вода ушла, обнажилось дно — коричневые и зеленые водоросли. Среди них
светились коричневые и зеленые лужи.
Юра пошарил в траве, достал припрятанный деревянный ящик и зашагал с ним. Я брел следом.
В лужах сидели колючие ежи и красные морские звезды. Ежи шевелили иглами, а звезды, когда их переворачивали, начинали медленно, как береста на огне, изгибаться.
Юра вышел на середину большой лужи, посмотрел в воду, поднял ногу и быстро наступил сапогом. Сунул под сапог руку и вытащил большую шишковатую камбалу. Сделал шаг и достал вторую.
«Ну и рыбалка!»
Набрав ящик рыбы, мы пошли домой.
У домика у двери стояло ружье.
В комнате гудела печь, а на кровати сидел Чугунков, без сапог, в толстых шерстяных носках.
— Привет!
— Привет.
— Как дела?
— Да вот котиков метили. Ну, как мой Юра?
— Молодец! Я его таким и представлял. Мы тут с ним камбал ногами ловили.
— Юра, на ручей за водой… Надолго?
— Как получится. Я ведь, между прочим, как писал, магнитофон привез. Запишем котиков?
— Попробуем.
Чугунков улыбнулся и вдруг заревел зверем. Потом залаял, заблеял тонко-тонко.
Это было очень смешно: сидит на кровати взрослый большой человек в носках и кричит по-звериному на разные голоса. Но я не смеялся, а, наклонив голову набок, серьезно....

Просто жизнь...не такая, как в городе.
 
Потом достал из чемодана магнитофон, и мы стали его проверять. Работал он хорошо.
— Ну так что, пока ухи нет, может, сходим на лежбище? — спросил я.
— Ты же там целый день был. Посиди.
— И то верно. Сходи-ка с Володей-инспектором. Ему все равно туда надо — обход.
Дул встречный сырой ветер. Он приносил слабый шум — блеяние, будто впереди кричат овцы, и запах хлева.
Тропинка карабкалась вверх, через густую траву, на сопку.
Володя шел молча и нельзя было понять: то ли он недоволен моим приездом — еще один человек в заповедном месте, — то ли вообще не любит разговоров.
— Ветер-то с моря! — сказал он, и я опять не понял: хорошо это или плохо?
Последние шаги, мы на перевале, и сразу же в глаза яркий блеск — вспыхнул на солнце океан — и рёв, рёв!
Вот оно какое, лежбище. Внизу под нами два моря: одно настоящее, серое, стальное — вода, волны; другое — живое, звери, тысячи звериных тел на сером песчаном пляже. Котики: громадины самцы-секачи, хрупкие, тонкие самочки, совсем маленькие, россыпью, как семечки, — котята.
Среди коричневых, черных зверей вспыхивают тут и там белые искры — перелетают с места на место чайки.
Огромный, чужой, непонятный мир!
Целый час я пролежал в траве, присматриваясь, прислушиваясь. Наконец Володя показал рукой — надо уходить, пора!

...чтобы тебя приняли - нужно и время и умение адаптироваться.
 
пора!
— Ветер меняется! — шепотом сказал он. — Учуют, шарахнутся, подавят черненьких. Пошли!
— Каких черненьких?
— Малышей.
— А-а…
Осторожно, стараясь не шуметь, мы поползли назад.
Уха была готова. Когда закипел чайник, я полез в рюкзак и достал лимон.
— О-о! — обрадовался Чугунков.
Он пил вприкуску. Долго дул в чашку, отгонял зеленую дольку, клал на язык белый сахарный кубик и, причмокивая, тянул коричневую кисловатую жидкость.
— Завтра чистим пляж, — сказал он. — Так что с магнитофоном придется потерпеть.
— Мне не к спеху. Ты на острове уже какой год?
— Десятый. С мая по октябрь, как штык. Хорошо Юрка подрос — вдвоем веселее. Лимон что, один?
— Один.
— Жаль… Юрка, понюхай, чем пахнет?
— Лимоном.
— Балда. Теплым морем пахнет. Солнышком.

...хороший отец или не очень? Десять лет сын оставался без отца - хорошо ли это? Или есть условия, в которых такие отлучки не приносят вреда? Или даже пользу приносят?
 
dok34.ru написал(а):
пора!
— Ветер меняется! — шепотом сказал он. — Учуют, шарахнутся, подавят черненьких. Пошли!
— Каких черненьких?
— Малышей.
— А-а…
Осторожно, стараясь не шуметь, мы поползли назад.
Уха была готова. Когда закипел чайник, я полез в рюкзак и достал лимон.
— О-о! — обрадовался Чугунков.
Он пил вприкуску. Долго дул в чашку, отгонял зеленую дольку, клал на язык белый сахарный кубик и, причмокивая, тянул коричневую кисловатую жидкость.
— Завтра чистим пляж, — сказал он. — Так что с магнитофоном придется потерпеть.
— Мне не к спеху. Ты на острове уже какой год?
— Десятый. С мая по октябрь, как штык. Хорошо Юрка подрос — вдвоем веселее. Лимон что, один?
— Один.
— Жаль… Юрка, понюхай, чем пахнет?
— Лимоном.
— Балда. Теплым морем пахнет. Солнышком.

...хороший отец или не очень? Десять лет сын оставался без отца - хорошо ли это? Или есть условия, в которых такие отлучки не приносят вреда? Или даже пользу приносят?
Нажмите для раскрытия...
С мая по октябрь Док
 
Войдите или зарегистрируйтесь для ответа.

Новые комментарии

LGBT*

В связи с решением Верховного суда Российской Федерации (далее РФ) от 30 ноября 2023 года), движение ЛГБТ* признано экстремистским и запрещена его деятельность на территории РФ. Данное решение суда подлежит немедленному исполнению, исходя из чего на форуме будут приняты следующие меры - аббривеатура ЛГБТ* должна и будет применяться только со звездочкой (она означает иноагента или связанное с экстремизмом движение, которое запрещено в РФ), все ради того чтобы посетители и пользователи этого форума могли ознакомиться с данным запретом. Символика, картинки и атрибутика что связана с ныне запрещенным движением ЛГБТ* запрещены на этом форуме - исходя из решения Верховного суда, о котором было написано ранее - этот пункт внесен как экстренное дополнение к правилам форума части 4 параграфа 12 в настоящее время.

Назад
Сверху