Нейронаучный вестник :)

[Ksenia]

Социализация - это дорожка, усыпанная черепами, путь, на котором сторожит ангел смерти. Возможно, вы не знаете все аспекты социализации. Социализация - это смерть.

 

[dok34.ru]

Добавьте имхо - и я соглашусь.
А по моему имхо - социализация бывает разная.
Чаще это ошейник и поводок. Без черепов обходятся 🙂
Есть и другие варианты.
Мой вариант - иной.

 

[Ksenia]

А я восстану против социализации, против смерти, ради жизни.


Восстаньте против социализации. Смерть социализации, человеку социальному. Долгая жизнь новой плоти!

 

[Ksenia]

Цитата:

Чаще это ошейник и поводок. Без черепов обходятся 🙂

Как будто вы не знаете, сколько людей гибнет на социальной почве.

Вот видео в тему смотрю. Это всё ради социализации...

 

[dok34.ru]

Говорю же - для Вас в социализации иной смысл, нежели у меня.
Переводя на Данте и Уила, например - один считает социализацией ..подыгрывание матери, начальнику на работе и так далее. И даже представить пока не может, что есть другие варианты. Второй - готовится к социализации серьёзно. Глобально. И мешают например - стаи злобных собак..
И может казаться временами, что лучше смерть, нежели ..ТАКОЕ!
А на самом деле?

 

[Ksenia]

Цитата:

И может казаться временами, что лучше смерть, нежели ..ТАКОЕ!
А на самом деле?

ППЦ. Опять философские рассуждения про реал. У кошки свой реал, у собаки свой. У разных людей свой. Если человеку кажется, что лучше смерть, чем Х. Это его реал. Истина для него. Всё точка, для меня вопрос закрыт окончательно. Мы живём в реальности конструкций, которые относительны, временны.

 

[Ksenia]

Моделируйте ситуацию. Вы родились в племени людоедов и с детства думали, что это нормально. Потом увидели, что съели вашего близкого. Вы поняли, как это ужасно и ушли от этого общества. Есть ли смысл к нему возвращаться?

Многие испытали шок от людоедства, от этого экзистенциального каннибализма.

Обязательно какую-либо десоциализацию предвещает серьёзная психотравма.

Человек думал, что он - идеальный советский член общесвта, а потом его близких или его самого объявляют врагом народа. Он никогда больше не станет полностью интегрированным в советский социум. Либо убежит из него, либо будет в псидршке или в тюрьме


Любое человеческое общество людоедское. С этим ничего не сделаешь. Экзистенциальный каннибализм в природе социального человека. Я скидывал отрывок из Томаса Саса.

Цитата:

Цель определения Другого как чужака может состоять только в том, чтобы вышвырнуть его из круга нормальных людей, принадлежащих к группе. Алиенист — это очень точное название для специальности, ведь он производил отчуждение[902]. Справедливости ради надо отметить, что у людей всегда имелись методы создания отклоняющихся, врагов, недочеловеков. Но только в современном мире предательство Другого срывает аплодисменты как высшее доказательство лояльности группе. Как мы знаем, доносы на родителей, друзей и коллег как на «подрывные элементы» стали характерной чертой тоталитарного государства. Действительно, логика коллективистской этики заставляет считать готовность предавать Других предпоследним доказательством личной преданности группе. Финальная сцена оруэлловского «1984» — превращение Уинстона Смита из любящего Джулию в верноподданного Старшего Брата — предлагает поразительную иллюстрацию этого тезиса[903].

В противостоянии, которое нас здесь интересует, О’Брайен «лечит» Смита, чья болезнь состоит в том, что он любит Джулию больше, чем Старшего Брата. «Лечение» выдержано в лучших традициях инквизиции и институциональной психиатрии: это угроза насилия со стороны любящей власти, о которой сообщается упорствующему и заблудшему индивиду, нацеленная на возвращение еретика на путь истинный. Угроза О’Брайена, так похожая на то, что делал с пациентами Раш, — это ужасная смерть через пытки.

— Я нажму этот рычаг, — сказал О’Брайен, — конструкция клетки вам понятна. Маска охватит вам лицо, не оставив выхода. Когда я нажму другую ручку, дверца в клетке поднимется. Голодные звери вылетят оттуда пулями. Вы видели, как прыгают крысы? Они прыгнут вам на лицо и начнут вгрызаться. Иногда они первым делом набрасываются на глаза. Иногда прогрызают щеки и пожирают язык (здесь и далее перев. Н. Голышева. — Примеч. ред.)[904].

Смит парализован страхом. Как ему спастись? Что делать?

Все исчезло в черноте. На миг он превратился в обезумевшее вопящее животное. Однако он вырвался из черноты, зацепившись за мысль[905].

Именно эта мысль интересует нас здесь. Оруэлл раскрывает свое уверенное понимание значения готовности человека пожертвовать Другим, чтобы спастись самому, для коллективной жизни, какой мы ее знаем. Только через участие в ритуальном убийстве Другого, только через совершение экзистенциального каннибализма человек допускается к жизни в современном государстве.

Есть один-единственный путь к спасению. Надо поставить другого человека, тело другого человека, между собой и крысами. <...>

Маска придвигалась к лицу. Проволока коснулась щеки. И тут… нет, это было не спасение, а только надежда, искра надежды. Поздно, может быть, поздно. Но он вдруг понял [sic!], что на свете есть только один человек, на которого он может перевалить свое наказание, — только одним телом он может заслонить себя от крыс. И он исступленно кричал, раз за разом:

— Отдайте им Джулию! Отдайте им Джулию! Не меня! Джулию! Мне все равно, что вы с ней сделаете. Разорвите ей лицо, обгрызите до костей. Не меня![906]

Смит спасся. Или спас то, что от него осталось. Вскоре он и Джулия встречаются в последний раз.

— Я предала тебя, — сказала она без обиняков.

— Я предал тебя, — сказал он.

<...>

— Иногда, — сказала она,— тебе угрожают чем-то таким… таким, чего ты не можешь перенести, о чем не можешь даже подумать. И тогда ты говоришь: «Не делайте этого со мной, сделайте с кем-нибудь другим, сделайте с таким-то». Ты думаешь, что другого способа спастись нет, ты согласна спастись таким способом. <...> Ты хочешь, чтобы это сделали с другим человеком. И тебе плевать на его мучения. Ты думаешь только о себе. <...> А после ты уже по-другому относишься к тому человеку.

— Да, — сказал он, — относишься по-другому[907].

Любить Другого так, как ты любишь себя, — первородный грех, непростительное преступление в обществе, в котором преобладает родоплеменная этика. Вы можете любить только группу, всеобъемлющий коллектив. Оруэлл ужасающе ясно дает это понять в предпоследней главе своего романа: «Он [Смит] остановил взгляд на громадном лице. Сорок лет ушло у него, чтобы понять, какая улыбка прячется в черных усах. О, жестокая, ненужная размолвка! <...> Но все хорошо, теперь все хорошо, борьба закончилась. Он одержал над собой победу. Он любил Старшего Брата»[908].

Склонность (может быть, ее следовало бы назвать «рефлексом») приносить в жертву козла отпущения, для того чтобы спасти группу от распада, а себя — от гибели очевидно, составляет основу социальной природы человек

 

[dok34.ru]

Если я людоед, и моего друга съели - я сьем обидчика, разумеется. Может быть - группу обидчиков. Если сильно злой - весь их род 🙂
Но уходить от племени людоедов? Да ну!?
Наше племя - самое справедливое! Зря никого не съест!
И если кто меня обидит, а я не должен этих негодяев съесть..это издевательство!

...
Где-то так , с точки зрения приличного людоеда.

 

[Ksenia]

Цитата:

Если я людоед, и моего друга съели - я сьем обидчика, разумеется. Может быть - группу обидчиков. Если сильно злой - весь их род 🙂

Понятно. Поэтому я так на сексологов с психиатрами накинулся.

 

[dok34.ru]

Ага 🙂

Так вот, для правоверного людоеда такое поведение логично и морально.
Для сомнений - он должен быть или не совсем правоверным (миссионеры подпортили, например..) или же оказаться волею судеб меж двух и более племён, почувствовать\увидеть в соседях не врагов, а тоже-людей, увидеть некую общность.
Птица войны, про маори - как раз об этом.
Теоретически мы её читали с Уилом 🙂
Он пока ждёт, но Вы можете познакомится с столкновением культур..