Indigo
Красивый мальчик со скрипочкой
У Сторра есть ответ и на этот вопрос -откуда берется идентичность (ощущение себя) - окружающие нам рассказывают кто мы. Для чистоты эксперимента нужно отправить ребенка или двух в Голубую лагуну, без контактов внешних. И потом спросить кем они себя ощущают....ну, может ...радикальную часть смягчим?🙂
...на основании чего ощущения себя у существа, которое не знало такого слова, термина 🙂
Малыш у Стругацких...мог ли он быть девочкой?🙂
Как утверждает Брюс, иллюзия наличия внутри нас устойчивого «аутентичного» эго начинается с того, что мы смотрим на мир и окружающих людей, подмечая, как они обращаются с нами. Так мы выстраиваем модель себя. Иногда эту идею называют теорией «зеркального „я“». В своей книге «Иллюзия „я“» Брюс цитирует выдвинувшего эту теорию социолога Чарльза Хортона Кули: «Я – не то, чем я себя считаю, и не то, чем вы меня считаете; я – то, что я думаю о том, чем вы меня считаете».
Считается, что эта иллюзия складывается примерно к двухлетнему возрасту. «Именно тогда впервые появляются автобиографичные воспоминания, – рассказывает Брюс. – Затем, как правило, в два-три года дети начинают взаимодействовать с другими детьми, конкурировать с ними и объединяться в группы. Чтобы эффективно участвовать в социальных схемах, вы должны представлять, кем являетесь, иметь чувство идентичности, которое и представляет собой „я“. Оно создается контекстуальной информацией (кто я? К каким группам я принадлежу?) и биологической (я мальчик или девочка? Я белый или черный? И тому подобное). В результате их слияния образуются ингруппы. У вас вырабатываются предубеждения. Вас начинает заботить, что думают о вас другие. Ваше чувство собственного достоинства является отражением того, что, по вашему мнению, о вас думают окружающие. Проводя все больше и больше времени с другими детьми, вы встраиваетесь в иерархию».
А вот и про тему филий
Нас меняет не только социальная среда. Психологи Дэн Ариэли и Джордж Левенштейн изучали в Беркли нашу многоликую сущность в ходе незабываемого и мрачного эксперимента над двадцатью пятью студентами мужского пола. Их просили предугадать, как они поведут себя в нескольких аморальных, неожиданных или экстремальных сексуальных контекстах. Всегда ли они воспользуются презервативом? Возможно ли представить, чтобы их возбудил контакт с животным? Могли бы они испытать влечение к двенадцатилетней девочке? Подсыпали бы они женщине наркотик, чтобы увеличить вероятность секса с ней? В одном случае их просто попросили ответить на эти вопросы, но в другом им пришлось делать это на пике «предоргазмического возбуждения», мастурбируя на порно. Результаты оказались тревожными. В возбужденном состоянии их предсказания показывали почти двукратное увеличение вероятности вступления в необычный сексуальный контакт, скажем, с животным. Что касается воображаемой готовности к аморальному поступку для достижения секса, то она возросла более чем вдвое. Это исследование не только свидетельствует о наличии у нас кардинально отличающихся моральных кодексов, зависящих от состояния изменчивого «я». Еще более пугающим кажется, насколько плохо мы порой предвидим собственное поведение. Каждый из нас – не один человек, а множество людей, которые могут быть совершенно незнакомы между собой.
Неприятный факт множественности нашей природы подтверждается и на уровне нейрологии. Профессор Дэвид Иглмен, нейроученый, пишет, что наш мозг «состоит из множества экспертных узлов с частично перекрывающимися областями компетенции, которые взвешивают те или иные решения и спорят о них». Один из таких «субагентов» может, скажем, приводить доводы в пользу секса с овцой, а другой – против. Эти экспертные узлы постоянно соперничают между собой, стараясь вынудить нас сделать то или это, и наши поступки в итоге зависят от того, какой модуль побеждает в конкретный момент. Все это, разумеется, происходит в глубинах подсознания, тогда как интерпретатор левого полушария комментирует все наши действия, убеждая нас, будто бы мы сами выбираем тот или иной вариант поведения, хотя, скорее всего, это не так.
Все эти работы указывают на то, что основополагающая идея апологетов гуманистической психологии попросту неверна: нет никакого аутентичного ядра, нет первичного, счастливого и совершенного варианта «я», который можно было бы выявить, сбросив гнетущие ожидания общества. На самом деле «я» имеет модульную природу. Мы состоим из нескольких соревнующихся эго, и все они в одинаковой степени являются «нами» и борются за главенство. То, где мы находимся, что делаем, кто рядом с нами и насколько мы возбуждены, активирует разные вариации нас. Наше ощущение самих себя настоящих, оказывается, чрезвычайно сильно зависит от того, что, как нам представляется, о нас думают другие. Мне вспомнилось, что говорил о перфекционизме Рори из Лаборатории по исследованию суицидального поведения: «…дело не в том, что о вас в действительности думают люди. Дело в том, чего, по вашему мнению, они ожидают». Идея зеркального «я» вскрывает социальный перфекционизм в каждом из нас. Все мы судим о себе, вглядываясь в глаза других людей и представляя, о чем они думают.