Чтение Дока, с цитатами :) Кто хочет знать и понимать лучше

"Шаман стоял на краю плотины, вслушиваясь в кипение воды, ровный гул турбин, жужжание электричества и биение своего сердца. Ему было хорошо здесь. Спокойно. Тут замечательно думалось, даже лучше, чем в тайге. Жаль, что нельзя простоять так весь день — режимный объект. Шаман и без того злоупотреблял гостеприимством энергетиков. Пора бы и честь знать.

Да и внуки там, внизу, совсем заскучали. Хватит на сегодня.

В зеркальной стене лифта он увидел кого-то, совсем не похожего на шамана. Пожилой якут в элегантном костюме и плаще. Чиновник? Ученый? И то, и другое. Положа руку на сердце — ну какой ты шаман, Валера?

Шаман небось давно бы шагнул и взлетел.

А я хожу на плотину — зачем? Да, здесь хорошо. Но нет ни щенячьего восторга, ни ощущения чуда. Только спокойная гордость за дело рук своих. Уверенность в завтрашнем дне, как ни банально это звучит. Чувство некоего мещанского благополучия, что ли.

Я вообще какой-то скучный вернулся тогда из Верхнего Мира.

Это кем надо быть, чтобы, стоя на самой высокой плотине в России и глядя, как внизу кипит вода, чувствовать мещанское благополучие?

О, догадался, кем. Взрослым.

Точно лучше, чем мертвым…

Какую-то частицу себя я оставил на седьмом небе. Чем-то пришлось заплатить за просьбу о помощи. Если бы я еще помнил, как это было. А я не помню. Даже последний шаг стерт из памяти. Очнулся, когда Василий и Айдар несли меня через лес. Они перепугались, а я просто устал. Но в конце концов, я ведь решил вопрос? Имел право упасть замертво.

А они молодцы там, в небесной канцелярии. Именно так и надо. Чтобы никто не смог рассказать. А то мало ли чего выдумает следующий проситель, лишь бы не отдавать свое. Люди большие ловкачи. Особенно когда у них отнимают важное и нужное. Вот как у меня отняли — и я не знаю, что.

Но я помню, зачем это было.

Последний, кто помнит…

Из лифтового холла он вышел на парковку, все еще хмурый и задумчивый, но едва поднял глаза, лицо шамана расплылось в счастливой улыбке"
 
Не имея возможности для длительных размышлений над структурой времени и пространства, прекратил скорбеть о судьбе и впадать в панику

...в общем да :))
 
Мгновение спустя противоположную стенку словно разнесло ракетой. Горячая рукоять влетела в мою ладонь. Вот это жизнь! Держитесь, крокодилы

...ага :))
 
Бульдозер получил золотые рыцарские шпоры и право добавить к своему гербу полосатую ленту по диагонали с надписью: «С врагами я подобен льву, с друзьями – мирному ягненку!» У них это считалось очень престижным

... намек тем, кто отстаивает безудержную типа агрессию как признак и проявление маскулинности :)
 
"Внутри снова кипела злость, и я остервенело дёргал сорняки, вымещая на них свои чувства."
...методика разрядки стрессов, адреналина :)
 
"Тихим болотным течением вдоль берега влекло здоровенное, замшелое бревно. Иногда у этого бревна отрывалась пара цепких золотистых глаз, после чего курс корректировался. Наконец бревно остановилось и разинуло зубастую пасть, из которой деловито выбрался Чебурашка. По свисающей маскировке пушистый малыш взобрался на голову крокодила, снял огромные очки-консервы, вынул из ушей затычки и огляделся.

— Эх, зеленый, чего-то я не вижу его. Неужто опоздали?

— Нет. Все по расписанию. До контрольного времени минута — как раз нам до берега добраться.

— Тогда двинули. Только давай-ка не напрямую, а вдоль во-о-о-он тех камышей. Как-то примяты они странно.

Гена молча, заработал хвостом и лапами. На выходах он никогда не спорил с Чебурашкой. Большие, чуткие уши, острое зрение в любое время суток, здравый смысл — все это делало маленького зверька лидером. В лагере же Чебурашка тушевался, забивался в палатку и занимался какими-то своими мелкими делами, изредка выбираясь погреться у костра и послушать, как Гена поет.

При ближайшем рассмотрении примятость обернулась целой просекой, в конце которой друзья увидели знакомую толстенькую фигуру, лежавшую ничком.

Карлсон был жив, но без сознания.

— Щас, щас мы его, — "товарищ Че" быстро вытащил из небольшого рюкзака аптечку. — Так, глюкоза, адреналин, вена... Готово. Засекай, Гена, время — через пятнадцать секунд встанет.

Карлсон открыл мутные глаза. Потом зашевелил опухшими, разбитыми губами, поминутно отплевываясь:

— Еще глюкозы. Че, дай еще...

— Хватит. Нам еще сколько назад плыть.

— Не боись, у меня в НЗ сто тысяч пачек глюкозы, мне б силы до него добраться.

— Что до Базы, что до НЗ — все одно переться. Так лучше сразу на базу. Да и командир ждет. Гена, поднырни под него, у меня сил не хватит такую тушку наверх затащить.

— Поднырни... Я что, подводная лодка, что ли? — заворчал крокодил, стаскивая постанывающего Карлсона на место поглубже.

— Нет, — совершенно серьезно ответил Чебурашка. — Ты гораздо лучше любой подводной лодки. Я бы не променял тебя на сто тысяч подводных лодок.

Потом он уложил поудобнее Карлсона, снова впавшего в забытье, и накрыл его маскировочной сеткой. И всю обратную дорогу держал его за руку, боясь упустить пульс"
... встретилось. Включая отношения Товарища Че и Гены. Актив/Пассив или таки не всё так просто?;)
 
"Но когда ему исполнилось девять, он потерял эту работу. Виною была корь. Поправившись, он поступил на стекольный завод. Здесь платили больше, зато требовалось умение. Работали сдельно; и чем проворней он был, тем больше получал. Тут была заинтересованность, и под влиянием ее Джонни стал замечательным работником.

Ничего сложного тут тоже не было: привязывать стеклянные пробки к маленьким бутылочкам. На поясе у Джонни висел пучок веревок, а бутылки он зажимал между колен, чтобы действовать обеими руками. От сидячего и сгорбленного положения его узкие плечи сутулились, а грудная клетка была сжата в течение десяти часов подряд. Это вредно сказывалось на легких, но зато он перевязывал триста дюжин бутылок в день.

Управляющий очень им гордился и приводил посетителей поглядеть на него. За десять часов через руки Джонни проходило триста дюжин бутылок. Это означало, что он достиг совершенства машины. Все лишние движения были устранены. Каждый взмах его тощих рук, каждое движение костлявых пальцев было быстро и точно. Такая работа требовала огромного напряжения, и нервы Джонни начали сдавать. По ночам он вздрагивал во сне, а днем тоже не мог ни отвлечься, ни отдохнуть. Он был все время взвинчен, и руки у него судорожно подергивались. Лицо его стало землистым, и кашель усилился. Кончилось тем, что Джонни заболел воспалением легких и потерял работу на стекольном заводе.

Теперь он вернулся на джутовую фабрику, с которой в свое время начал. Здесь он мог рассчитывать на повышение. Он был хороший работник. Со временем его переведут в крахмальный цех, а потом в ткацкую. Дальше останется лишь увеличить производительность.

За эти годы машины стали работать быстрее, а ум Джонни — медленнее. Он уже больше не мечтал, как бывало в прежние годы. Однажды он был влюблен. Это случилось в тот год, когда его поставили направлять поток ткани, текущей на барабан. Предметом его любви была дочь управляющего, взрослая девушка, и он видел ее только издали и всего каких-нибудь пять-шесть раз. Но это не имело значения. На поверхности ткани, которая текла мимо, Джонни рисовал себе светлое будущее — он совершал чудеса производительности, изобретал диковинные машины, становился директором фабрики и в конце концов заключал свою возлюбленную в объятия и скромно целовал в лоб.

Все это относилось к давним временам, когда он не был таким старым и утомленным и еще мог любить. К тому же девушка вышла замуж и уехала, а его чувства притупились. Да, то было чудесное время, и он частенько вспоминал его, как другие вспоминают детство, когда они верили в добрых фей. А Джонни верил не в добрых фей и не в Санта-Клауса — он простодушно верил в те картины счастливого будущего, которыми его воображение расписывало дымящуюся ткань.

Джонни очень рано стал взрослым. В семь лет, когда он получил первое жалованье, началось его отрочество. У него появилось известное ощущение независимости, и отношения между матерью и сыном изменились. Он зарабатывал свой хлеб, жил своим трудом и тем как бы становился с нею на равную ногу. Взрослым, по-настоящему взрослым, он стал в одиннадцать лет, после того как полгода проработал в ночной смене. Ни один ребенок, работающий в ночной смене, не может оставаться ребенком.

В жизни его насчитывалось несколько важных событий. Однажды мать купила немного калифорнийского чернослива. Два раза она делала заварной крем. Это были очень важные события. Он вспоминал о них с нежностью. Тогда же мать рассказала ему об одном диковинном кушанье и пообещала когда-нибудь приготовить его; кушанье называлось «плавучий остров». «Это будет получше заварного крема», — сказала мать. Джонни годами ждал того дня, когда он сядет к столу и будет есть «плавучий остров», пока и эта надежда не отошла в область несбыточных мечтаний"
 
"В начале августа ко мне зашел сотрудник следственного управления для согласования по одному вопросу. Расспрашивая, как идут дела в следственном управлении (которое было подчинено Кобулову), он мне сказал, что там ведут дело по группе военных, которых обвиняют в шпионаже, и Влодзимирский* (начальник следственного управления) бьет подследственных. Другие следователи тоже зачастую руку прикладывают.
Я после этого разговора сразу пошел к наркому Меркулову и рассказал об этом. Он выслушал, как всегда промолчал, а потом посмотрел на меня и говорит: «А тебе не приходилось бить врагов на Украине?»

Я ему ответил: «Если бы нарком стал бить, то это делали бы сотрудники». Он на это мне заметил: «До тебя там крепко били». Я ответил, что это битье кончилось тем, что бывший нарком Успенский сбежал, его поймали и расстреляли. Меркулов замолчал.

И знал, что Меркулов до 1938 года работал в Грузии на партийной работе в ЦК, поэтому я решил еще добавить и сказал: «Я не думаю, что бывший начальник Генштаба Красной Армии Мерецков мог быть японским или немецким шпионом, чего от него добивается Влодзимирский».

Меркулов строго на меня посмотрел и говорит: «Откуда тебе это известно?» Я понял, что этот вопрос был задан мне ввиду того, что, когда организовали НКГБ СССР, Меркулов в беседе с руководящими работниками сказал, что каждый должен в совершенстве знать дела на своем участке и не проявлять любопытства в делах других управлений.

Я, в свою очередь, тоже после такого вопроса вскипел и говорю, что «Я решением Политбюро ЦК ВКП(б) назначен первым заместителем наркома Госбезопасности и полагаю, что мне могут сотрудники докладывать о положении дел в других управлениях, а я в свою очередь обязан высказывать свое мнение наркому».

Меркулов улыбнулся и говорит: «Все это правильно ты говоришь. Я согласен, ч то надо разобраться с этим запутанным делом. Давай завтра пойдем в следственное управление и вместе допросим Мерецкова».

Я про себя подумал, что если это он искренне сказал, то для первого раза такая пикировка по принципиальному вопросу неплохая. И затем я ему добавил:

«Мерецков в армии известен как хороший военный начальник. Старый коммунист с 1917 года, был начальником штаба ОКДВД в 1936 году. Был в Испании в 1937 году. Командовал Армией на финском фронте в 1940 году и получил звание Героя Советского Союза. Был заместителем наркома обороны СССР и начальником Генштаба до февраля 1941 года. И ни с какой стороны он не получается ни японским, ни немецким шпионом».

Он чуть улыбнулся, но ничего не сказал.

На следующий день утром он мне позвонил: «Зайди». Когда я зашел, у него сидел Кобулов, и мы втроем пошли в следственное управление.

Когда пришли в кабинет к Влодзимирскому, то там был генерал Мерецков, похудевший, с измученным видом, и следователь, который вел его дело, и Влодзимирский. Когда мы сели, Меркулов, обратившись к Мерецкову, сказал: «Ну, расскажите о своей вине».

Мерецков, почувствовав, что допрос будет вести не Влодзимирский, как-то воспрянул и начал говорить, что все то, что он сказал на предыдущих допросах, было не так, и что-то еще хотел оказать, как Влодзимирский зло посмотрел на него и говорит: «Мерецков, говорите правду, то, что мне вчера говорили».

Мерецков смутился и залепетал: «Да-да, я все скажу». На следующий вопрос Меркулова: «А все, что говорили ранее, это правда или нет?» Мерецков опять начал было что-то говорить, но Кобулов уже перебил его, требуя признания своей вины в участии антисоветской группы вместе с Блюхером и другими.

Я больше уже не мог выдержать такого «допроса» и, взяв со стола бумажку, написал: «Я прошу прекратить эту комедию» и незаметно сунул Меркулову, который так же незаметно прочел, скомкал и говорит: «Ну, ладно, мы вас, Мерецков, вызовем к себе». На этом «допрос» окончился, и мы вышли.
Кобулов в коридоре, выпучив глаза, спросил у Меркулова: «Сева, в чем дело?» (они по-старому друг друга называли по имени). Меркулов, указав на меня, сказал: «Вот т. Серов не согласен с показаниями Мерецкова». Кобулов глянул зло на меня, а я спокойно ему ответил: «Конечно».

Когда мы пришли в кабинет Меркулова, он позвонил Влодзимирскому и приказал привести Мерецкова к нему. Кобулов сидел злой, на меня не смотрел и грыз папиросу.

Я сказал Меркулову, что лучше допросить Мерецкова без Влодзимирского, так как он бил, и Мерецков его боится, что за это еще будет хуже, и не скажет правду, а подтвердит записанное в протоколах. Меркулов согласился. Кобулов начал возражать.

Через 10 минут секретарь Милова доложила, что арестованный приведен. Меркулов сказал: «Давайте сюда!» Открывается дверь, и, Мерецкова держа за руку, входит Влодзимирский. Меркулов показал на стул Мерецкову, а Влодзимирскому сказал: «Вы пока будьте в приемной». Тот удивленно посмотрел на своего шефа Кобулова, который опустил глаза.

Когда ушел Влодзимирский, Меркулов, обратившись к Мерецкову, сказал: «Ну, рассказывайте, Мерецков».

Мерецков сразу почувствовал непринужденную обстановку и, увидев, что Влодзимирского удалили из кабинета, начал говорить и сказал примерно следующее:

«Гражданин народный комиссар, меня били следователи, и я наговорил на себя всяких глупостей, все это неправда. Ничего я не сделал плохого ни против Родины, ни против Сталина. Я — русский человек, сам родился вот здесь, под Москвой. Сейчас идет война, пошлите меня на фронт рядовым бойцом, и я буду сражаться за Родину. Лучше умереть в бою с врагом, защищая Москву, чем тут меня убьют. Прошу доложить т. Сталину мою просьбу».

Под конец его слов слезы появились на глазах. Мы сидели молча. Кобулов тоже молчал. Затем Меркулов сказал Мерецкову: «Идите, доложим».

Когда мы остались одни, Кобулов пытался доказывать, что Мерецков выкручивается и т. д. Я не стерпел и резко ему сказал: «Надо доложить в ЦК, а там решат»[80]…

Через час Меркулов позвонил мне и сказал: «Зайди, прочти записку в ЦК». Когда я пришел, Кобулов был там.

Меркулов протянул отпечатанную записку в ЦК ВКП(б) т. Сталину, в ней было коротко указано, что допрошенный подследственный Мерецков заявил, что ранее данные показания не соответствуют действительности, что он оговорил себя, что он не является врагом Советской власти и просит отправить его на фронт. Я согласился с текстом, и записка пошла.

Около 12 часов ночи Меркулова вызвали к т. Сталину с Мерецковым в Кремль. Там Сталин и другие члены ГОКО любезно встретили Мерецкова, немного поговорили с ним, и Сталин спросил, как он смотрит, если его послать представителем Ставки Верховного Главнокомандующего на Северо-Западный фронт (Волховский), с которым он знаком по финской войне. Мерецков согласился и тут же был освобожден."
...не моё, это Серов.
 

Новые комментарии

LGBT*

В связи с решением Верховного суда Российской Федерации (далее РФ) от 30 ноября 2023 года), движение ЛГБТ* признано экстремистским и запрещена его деятельность на территории РФ. Данное решение суда подлежит немедленному исполнению, исходя из чего на форуме будут приняты следующие меры - аббривеатура ЛГБТ* должна и будет применяться только со звездочкой (она означает иноагента или связанное с экстремизмом движение, которое запрещено в РФ), все ради того чтобы посетители и пользователи этого форума могли ознакомиться с данным запретом. Символика, картинки и атрибутика что связана с ныне запрещенным движением ЛГБТ* запрещены на этом форуме - исходя из решения Верховного суда, о котором было написано ранее - этот пункт внесен как экстренное дополнение к правилам форума части 4 параграфа 12 в настоящее время.

Назад
Сверху