"Это один из столпов кантовского учения об интеллекте и в то же время один из его наиболее спорных моментов. О категориях Кант выражается аккуратно — что эти понятия имеются в чистом интеллекте, и это не совсем то же самое, что «категории присущи интеллекту». Тем не менее, этот момент часто понимается так и потому вызывает критику. Однако в случае с Кантом нужно всегда держать в уме, что он был формалистом и никогда не претендовал на глубинное знание человеческой сущности. Он описывает, скорее, глубинный механизм познания, и среди философов ему, пожалуй, нет в этом равных (только если Гуссерль, но у того совсем другой подход). Также интересно то, как он обосновывает необходимость чистых понятий интеллекта (что он глубже раскроет в трансцендентальной дедукции). Это, может быть, трудные для вникания моменты, однако я своим переводом постарался сделать так, чтобы сделать эти смыслы как можно более доступными умозрению. Там действительно есть чёткая (и местами красивая) логика того, как он к этому приходит. Здесь я решил привести весь параграф целиком, ибо в нём Кант показывает также свою личностную сторону. Хочется, чтобы его считали таким же обычным человеком, а не просто заумным мыслителем («сумрачным гением»), который стремится в то же время запутать читателя, а не разложить познание по полочкам.
КАТЕГОРИИ
Общая логика абстрагируется от всего содержания совокупной познанности и ждёт, чтобы ей поступали представленности, чтобы сначала преобразовать их в понятия — что происходит путём анализа. Трансцендентальная логика, напротив, априори имеет перед собой многообразность сенсуальности, предлагаемую ей трансцендентальной эстетикой, чтобы давать понятиям интеллекта субстрат, без которого в них не было бы какого-либо содержания — и, значит, они были бы совершенно пустыми. Пространство и время заключают в себе многообразность чистого априорного созерцания, но тем не менее относятся к условиям рецептивности нашего естества, при которых оно только и может получать представленности предметов — а значит, должны каждый раз затрагивать и понятие последних. Впрочем, стихийность нашего осмысливания требует того, чтобы эта многообразность сначала как-то поступила, оказалась принятой и связанной, чтобы из неё была сделана познанность. Этот акт я называю синтезом.
Под синтезом же я понимаю (в самом общем значении) акт «прибавление разных представленностей друг к другу и понимание их многообразности в познанность». Такой синтез — чистый, если многообразность дана не эмпирически, а априори (какова она в пространстве и времени). До всякого анализирования наших представленностей, последние сперва должны быть нам даны, и не может быть так, чтобы понятия по своему содержанию появлялись вследствие анализа. Однако синтез многообразности (будь она данной эмпирически или априори) производит сначала такую познанность, которая по первости и вправду может быть ещё грубой и спутанной и, значит, нуждается, в анализировании; впрочем, синтез есть всё же то, что, собственно, собирает элементы в ту или иную познанность и объединяет их в некое определённое содержание — стало быть, синтез есть то, чему нам нужно уделить внимание, если мы хотим судить о первичном происхождении нашей совокупной познанности"