После всех объяснений можно спросить: откуда же возникла эта воля, которая может себя утверждать, создавая явление мира, или себя отвергать, создавая явление, нам неизвестное? В чём заключается лежащая по ту сторону всякого опыта фатальность, которая ставит волю перед мучительным выбором — явиться в образе мира, где царят страдания и смерть, либо отвергнуть свою внутреннюю сущность? И что могло заставить волю покинуть столь желанный покой вечного ничто? Отдельная индивидуальная воля ещё может стремиться к собственной гибели при неправильном выборе в процессе познания; но как воля в себе, до всякого явления и, следовательно, познания, могла впасть в заблуждение и оказаться в своём нынешнем опасном положении? Откуда вообще возник великий диссонанс этого мира? Также можно спросить, насколько глубоко во внутреннюю сущность мира уходят корни индивидуальности? На это ещё можно было бы ответить, что они уходят настолько глубоко, насколько и утверждение воли к жизни, и исчезают там, где начинается её отрицание, поскольку возникли одновременно с её утверждением. Но можно предложить вопрос: “Чем бы я был, если бы не был волей к жизни?”, и ещё много подобных вопросов. На все эти вопросы следовало бы сразу ответить, что выражением самой общей и всепроникающей формы нашего интеллекта выступает закон основания, но применим он только по отношению к явлениям, а не к их сущности в себе, хотя только на нем и основаны любыеоткуда и почему. Уже в философии Канта этот закон есть только форма, т.е. функция, нашего интеллекта, по сути — мозга, в качестве простого орудия нашей воли, которая предполагается вместе со всеми её объективациями. Между тем его формы связывают воедино наше знание и понимание, вследствие чего мы обречены всё воспринимать во времени, т.е. как до и после, причину и следствие, ввердр и внизу, целое и части и т.д., и не в состоянии выйти из этой сферы, в которой заключена вся возможность нашего познания. Но эти формы совершенно несоизмеримы с рассмотренными проблемами и даже в случае их решения не могут понять саму возможность познания вне данного закона. Поэтому мы со своим интеллектом как орудием воли везде наталкиваемся на неразрешимые проблемы в стенах своей темницы. Кроме того, можно допустить, по крайней мере гипотетически, что на эти вопросы невозможен ответ ни для какого познания вообще, т.е. никогда и нигде; что эти отношения непостижимы не только условно, но и абсолютно; что их не только никто не знает, но они сами по себе непознаваемы и вообще не входят в формы познания. Это соответствует тому, что говорит Скот Эриугена de mirabili divina ignorantia, qua Deus non intelligit quid ipse sit370(Lib.II). Ибо познаваемость вообще с её характерной и всегда необходимой формой разделения субъекта и объекта распространяется только на явление, а не на сущность вещей в себе. Где есть познание, т.е. представление, там есть только явление, и мы находимся только в области явления; вообще познание известно нам только как мозговой феномен, и мы не только не вправе, но и не способны мыслить его по-другому. Что такое мир как мир, можно понять: он есть явление, и мы можем непосредственно из самих себя, анализируя собственное сознание, познать то, что в нём проявляется; и затем уже, с помощью этого ключа к сущности мира, в состоянии расшифровать и всё явление в его внутренней связности; как мне кажется, именно это я и сделал. Но как только мы покидаем мир, чтобы ответить на поставленные выше вопросы, то сразу теряем под ногами почву, на которой возможна не только взаимосвязь причины и следствия, но и познание вообще, и тогда всё становится instabilis tellus, innabilis unda371. Сущность вещей до мира или по ту сторону мира, а следовательно, и по ту сторону воли, недоступна исследованию, потому что само познание в целом есть лишь феномен и возможно только в пределах мира, как и мир — только в нём. Сущность вещей в себе не есть нечто познающее подобно интеллекту, оно лишено познания, которое возникает здесь лишь в качестве акциденции и средства проявления этой сущности; поэтому оно может воспринимать её только в меру собственных свойств, рассчитанных на цели индивидуальной воли, т.е. весьма несовершенно. Поэтому и невозможно исчерпывающее познание и полностью удовлетворяющее нас понимание бытия, сущности и происхождения мира. Таковы границы моей и любой другой философии вообще *
