Причины гомосексуализма

Валерий Созаев: Первый вопрос может показаться немного странным, но в нашем российском контексте он актуален: ЛГБТ*-подростки существуют?

Дмитрий Исаев: Безусловно, существуют. Проблема лежит в нескольких плоскостях. Есть подростки, у которых формируется отличная от гетеронормативной ориентация. При этом не обязательно, что сами эти подростки на сегодняшний день считают себя ЛГБТ*-подростками. И поэтому мы можем говорить о том, что определённые группы сами могут назвать себя таковыми.

Однако какие-то, не называя себя «иными» или даже просто ощущая, что они почти ничем не отличаются, тем не менее, всё равно по своим самоощущениям оказываются теми, кого в дальнейшем можно назвать как реально живущими и существующими в поле ЛГБТ*.

ВС: Не являются ли таким образом существование этих двух разных групп, о которых вы сказали, следствием увеличения так называемой «пропаганды гомосексуализма и трансгендерности», о которых в последнее время так активно говорят наши средства массовой информации и депутаты?

ДИ: Я бы сказал наоборот: наличие информации, именно информации, а не пропаганды, помогает людям разобраться в самих себе.

Если получается, что для кого-то эта проблема могла оттягиваться на долгие годы, они долгие годы могли мучиться о том, «всё ли с ними в порядке» или что-то с ними «не в порядке», что мы наблюдали в советский период времени, то когда информация стала доступна в литературе, в интернете, многим людям это облегчило жизнь.

Они стали понимать, что с ними всё хорошо, или наоборот что-то нуждается в каких-то консультациях у каких-то специалистов. И это тоже облегчает им возможность дальнейшего выбора.

ВС: Но те люди, кто говорит, что ЛГБТ*-подростков не существует, исходят из той позиции, что изначально все люди рождаются гетеросексуальными и цисгендерными (нетрансгендерными). Насколько эта позиция соответствует современному научному знанию?

ДИ: Это главная идея, которая существовала в советском обществе: «стоит только захотеть, и мы воспитаем "строителей коммунизма" из всех, а гомосексуальность – это буржуазный пережиток».

Т.е., говоря иначе «этот человек подвержен идеям или влиянию чуждого нам общества, или же его неправильно воспитывали. Но если мы его перевоспитаем, неважно как - в больнице или на зоне - то он будет, как все».

Вот, собственно говоря, это представление для большинства людей в нашем обществе всё ещё остаётся актуальным.

И они считают, что либо родители кого-то плохо воспитали, либо там была только мама, папы не было, соответственно мальчик стал слишком фемининным.

Более того, даже некоторые специалисты умудряются говорить, что существующая мода сбивает людей с толку, и они не могут различить, какие должны быть мужчины, какие женщины, и якобы опять это вина какой-то пропаганды, в результате которой подростки становятся гомосексуальными.

Безусловно, это полный абсурд.

На самом деле, мы можем говорить, что человек изначально пытается быть «как все», но обнаруживает, что это абсолютно не соответствует его природе.

И в дальнейшем он понимает, что нормальным для него является себя вести так, как он себя чувствует, а не так, как ему диктуют родители, которые не хотят, чтобы из него сделали какого-то изгоя, или общество, которое говорит, что «мы за это тебя можем наказать». Но он ничего против своей природы поделать не может.

ВС: Правильно ли я понял, что современная медицина и биология говорят о том, что существует поливариативность в сексуальных ориентациях и гомосексуальность является естественной, нормальной и существующей в природе?

ДИ: Да, действительно можно так говорить. Сначала к этому пониманию пришли на уровне изучения взрослых людей. А потом и последующие исследования, в том числе и биологические, подтвердили, что не существует никакой патологии, с одной стороны, и то, что различия реально существуют, с другой стороны.

Их никто не придумал, и они не появились, потому что этого кому-то захотелось.

ВС: Вы занимаетесь исследованиями ЛГБТ*-подростков и взрослых людей с 1984 года. И в России, если смотреть библиографию, изучением именно ЛГБТ*-подростков Вы занимались один, других авторов просто нет.

ДИ: Да, это так.

ВС: За эти тридцать лет, насколько изменились Ваши представления относительно вопроса ЛГБТ*-подростков?

ДИ: Когда речь шла о середине 1980-х годов, сама проблема рассматривалась исключительно в плоскости психиатрии. И такие люди попадали в психиатрическую больницу, ровно потому что все, начиная от специалистов и, соответственно, обществом, считали, что их надо лечить, что с людьми что-то случилось, и с ними надо что-то делать именно психиатрическими способами.

Понятно, что никаких преступлений им приписать ещё было нельзя, именно потому что они были ещё подростками, но, с другой стороны, все видели, что они отличаются. И, безусловно, как раз исследования той поры позволили прийти к заключению, что ничего «психиатрического» в них нет.

Вопреки литературе, которая на тот момент существовала, мне стало очевидно, что проблема должна рассматриваться в совершенно иной плоскости. На тот период времени было невозможно говорить о том, что существуют, так называемые «трансгендерные подростки», потому что, с одной стороны, самого понятия не существовало. А, с другой стороны, само явление как таковое может существовать только тогда, когда оно осознаётся людьми. Не только специалистами, но собственно теми людьми, которые заявляют, что они таковыми являются.

На тот период времени эта проблема не возникала, не озвучивалась, и сам термин появился в отечественной литературе значительно позже, уже в 90-ых годах. Поэтому данная сфера как бы добавилась. Но опять же: она добавилась не потому, что появилась ещё какая-то отдельная новая группа, нет, это те же самые подростки, но только ранее они позиционировали и ощущали одним образом, а потом они узнали, что есть некое название для описания того, что они чувствуют.

ВС: По вашим оценкам, в популяции в 80-ые, 90-ые, 2000-ые годы меняется количество ЛГБТ*-подростков или не меняется, остаётся на одном уровне?

ДИ: Я согласен с теми представлениями, которые в своё время были озвучены Игорем Семёновичем Коном. Он говорил, что если общество репрессивно, то уровень осознания собственного гомосексуальности смещается на более старшую возрастную группу.

Поэтому нельзя сказать, что «тогда было столько-то». Можно говорить, что есть группа, которая чётко осознаёт и чётко ощущает себя, но есть и другая группа, которая уходила, что называется, «в подполье». И если потом с получением информации, с ощущением того, что они имеют право об этом говорить, представители этой второй группы стали об этом заявлять, то формально их вроде бы стало больше, но на самом деле их не стало больше.

Потому что если бы мы взяли (срезово) в среднем, т.е. некое поколение, то мы бы увидели, что это то же самое количество. И не важно, в какой год они родились в 70-ые или в 90-ые.

ВС: И как вы оцениваете это количество?

ДИ: Я не буду здесь оригинальным, потому что те исследования, которые проводились за рубежом, применимы и к нашей стране.

У нас не существует просто этих исследований, репрезентативных, относительно всей популяции. Но цифры аналогичные, что в Европе, что в Америке. Они везде одинаковые.

Не может быть, что общество, католическое или либеральное, не важно, что там будет какое-то другое количество. Потому что в данном случае это количество определяется природой людей, а вовсе не обществом.

ВС: То есть это 2-4%?

ДИ: Да. Можно говорить, что, возможно, среди подростков количество ЛГБТ* несколько меньше, но потом, в процессе осознания себя, это количество в целом по популяции увеличивается за счёт взрослых людей, которые обнаруживают, что свой взгляд на себя был ошибочным.

Они себя считали ничем не отличающимся от большинства, а на самом деле они к этому большинству всё-таки не очень-то принадлежат. И их уже реальный жизненный опыт, в том числе и опыт отношений с другим полом, убеждает их, что всё-таки они другие.

ВС: Можно ли утверждать, что существующая гетеронормативная гендерная социализация формирует у этих людей определённые проблемы?

ДИ: Да. Я бы сказал так: чем общество более жёстко гетеронормативно, тем больше проблем оно создаёт для подростков.

Потому что чем более жёстко общество требует от тебя соответствия определённому гендерному дисплею, определенному поведению, определённых личностных черт, и ты не чувствуешь в себе их в полной мере, тем более ты начинаешь ощущать себя неполноценным. Даже не общаясь ни с кем, и никому не говоря о своих проблемах, ты уже изначально начинаешь чувствовать себя неполноценным.

И тогда возникает проблема для такого человека: что с этим делать? Один считает, что вообще жить не стоит, а другой считает, что он психически больной, и думает, что ему надо лечиться.

И тот и другой вариант делает его ущербным, с точки зрения существования в обществе в целом, а не просто в рамках его отдельной личной жизни.